Ей показалось, что лик слегка улыбнулся.
И тут у Изольды Матвеевны нестерпимо зачесалось пониже спины. Она было протянула руку, чтобы почесаться, но тут ее пронзила мысль:
«Негоже задницу-то чесать во время молитвы. Непочтительно это! Помнится, батюшка говорил, что во время молитвы бесы всегда мешают. Им мой акафист – вилы в бок, они и будут меня мучить, чтобы молитву испохабить!»
Чесалось все сильнее. У Изольды Матвеевны даже непроизвольно задергались пальцы правой руки. Она набрала полные легкие воздуха, задержала дыхание и закрыла глаза.
«Смирением надо их побеждать, как Богородица. Сейчас перетерплю во славу Божию, бесы и разбегутся восвояси!»
Тут пониже спины стало чесаться так сильно, что даже закололо. Изольда Матвеевна не выдержала да и хлопнула себя кулаком по мягкому месту. Все сразу прекратилось. Правда, на заднице начал расползаться синяк.
«Ну, вот, придется начинать молитву сначала. А всё бесы поганые!»
– Взбранне Воеводе победительная, – начала Изольда Матвеевна и вдруг громко икнула: видимо, что-то произошло, пока она задерживала воздух в легких.
– Вот бесы проклятые! – Она не выдержала и выругалась.
Внезапно ей представилось, что кто-то смеется в ее квартире.
«Надо остановиться и попить водички».
Старуха отложила молитвослов, вышла на кухню, поставила чайник и достала сухарики.
«Вот говорят, смирение – самое главное оружие, а бесы только смеются», – размышляла она. – «Может, моя молитва не угодна Богородице? Зачем она бесам попущает издеваться?»
Чайник вскипел. Изольда Матвеевна с причмокиванием попила чайку из блюдечка, похрустела сухариками – и икота прошла. Потом она направилась к телефонному аппарату и решительно сняла трубку. Было два часа тридцать минут ночи. На том конце провода долго слышались длинные гудки. Пришлось положить трубку.
«Богу Божие, а человеку – человеческое, – рассудила Изольда Матвеевна. – Это у святых тела нетленные, а у нас – слабые, греху подверженные. Вот и зачесаться может и икота начнется. Хорошо, наверное, быть бестелесным ангелом на Небеси. А мы – рабы плоти. Все такие. Вечно на Литургии стоишь, и кто-нибудь чихнет или раскашляется. А ведь может же еще хуже случиться. Теперь понятно, почему причащают на голодный желудок – всю ночь нельзя есть и пить. Мало ли кто пукнет или писнет? Хуже ничего не может быть».