– На улице тридцать градусов жары, а ты хочешь, чтобы я закрыл окно? И мы здесь не одни, – не довольным голосом, видя, что я не собираюсь называть его по-другому, ответил мне Гений.
– В том-то и дело, что одни. В нашем отделе вычислительных технологий никого кроме нас не осталось. В других отделах тоже по одному – два человека всего, к нам даже заглянуть некому. А на улице подвезли новую партию «R&В», и это позвякивание, и гул нетерпеливой очереди, которая теперь точно до конца нашего рабочего дня не разойдется, вызывает у меня головную боль, ты же знаешь! – прикрикнул я, демонстративно схватившись за голову.
– А что мы здесь сидим, чего ждем? Может и нам рискнуть? Ведь еще ни с одним «НеБожителем» ничего плохого не случилось. И нам ничего не будет…
– Нет, нет и нет! – крикнул я.
Эти разговоры всегда выводили меня из себя. Я подскочил к окну сам и, закрывая, сильно рванул ручку вниз так, что та оторвалась. Зажав ее в руке, я присел под окном, закрыл глаза и обхватил голову руками. Вместе с головной болью, как всегда, пришел этот непонятный зловещий звук шух-х, но в отличие от боли, он исчез, как всегда, быстро.
– Нет… нет… нет… нам нельзя, – повторял я. – Прости, но я не пойду и тебя не пущу. Придумай что-нибудь другое, Гений.
– Ладно, успокойся ты. Не пойдем – так не пойдем, – сказал Гений, разгибая мои, судорогой сжатые от боли, пальцы и выковыривая у меня из руки оконную ручку.
– Может, попросить кого-нибудь из небожителей помочь? Пусть пожелают, чтоб починилось. И, в самом деле, не называй меня больше Гением, последнее время оно звучит… как оскорбление.
– Ладно, я постараюсь, Гений. Ой, прости… я постараюсь.
– Может, пойдем домой? Устроим себе праздник – уйдем с работы раньше! Все равно уже никому не надо то, чем мы здесь занимаемся. Скоро мы с тобой одни такие останемся, и без «R&В» будем счастливыми: иди куда хочешь, делай, что пожелаешь, ходи по магазинам, бери, что душе угодно. Если честно, то, я думаю, что все это – тоска смертная… со временем, конечно, не сразу.