Машина остановилась у двора, хлопнула дверь, ворота автоматически открылись и в проёме показались фигурки людей, толпящихся возле храма. Сегодня же Благовещенье!
Фенрир бросился на входящего отца и попытался обнять его лапами, но получил тычок в морду и удовольствовался приветствием в виде лая. Отец сгруппировался в попытке имитировать погоню за псом и тот скрылся в палисаде, не прекращая лаять.
– Маша, Машенька!
– Нет!
– Да! Ты с начала поста ни разу не была в храме.
– Может, уже и нет смысла? Ещё один грех меня не испортит.
– Какие могут быть грехи у моей умницы и красавицы? – отец ввалился в горницу, сгрёб дочь в охапку и поцеловал в темя. – Ну-ка, признавайся!
От его плаща и хламиса пахло дорожной пылью, маслом и сдобой. Видимо, с утра успел побывать и в пекарне, и на маслобойне.
– Папа, ну откуда у меня может появиться парень? Разве что ты подберёшь нового охранника, помоложе и посимпатичнее.
Ратмир Фрейнир выпустил Марию из объятий и подошёл к окну, наблюдая за хождениями в толпе, где покояне15 активно перемещались от прихожанина к прихожанину, прося милостыню. Его брови вступили в союз над переносицей.
– Нам нужно это обсудить, – сказал он.
– Ты серьёзно? Я же пошутила.
Отец оторвался от окна, поправил складки хламиса и подошёл к светографиям над письменным столом. Глаза сосредоточенно впивались то в один образ жены, то в другой.
– Маша, я больше не могу содержать охранника. А значит и машину будешь водить сама. И вообще придется быть более ответственной и самостоятельной.
В его словах не было тревоги, скорее озабоченность и досада. Маша присела на край кровати. О стены грудной клетки билась свобода.
– Я давно самостоятельная и ответственная. Ты же знаешь. А что случилось? – спросила она, стараясь скрыть ликование в голосе.
Отец присел рядом.
– Еще мне придётся уволить Савелия. Так что по дому будем управляться сами. А ещё я продаю лавку. А может и маслобойню.
– Всё в убыток?
– Увы. Мои сбережения тают. Нам придется что-то продать, чтобы хватило тебе на оплату обучения.
Мария пыталась осознать масштаб проблем, свалившихся на семью. Дипломатом ей, видимо, не быть. Всеобщему упадку не было видно ни конца, ни края, значит дела вряд ли пойдут на поправку. А на оплату учёбы в Древлестоле не поможет накопить никакая экономия.
– Пойдём. Сейчас служба начнётся. Только не выряжайся снова как блудница, – улыбнулся отец, и вышел.