Пушкин написал Маминьке любезное, полное отчаяния письмо. «Я сейчас уезжаю и в глубине души увожу образ небесного существа, обязанного вам жизнью». Он умчался из Москвы! Как я мечтала бы увидеть его!
Ах, милая! Мечта может оборваться! Но скажу Вам, какое щастье, что мои дорогие сестры и братья по-прежнему со мною, особливо в подобную минуту.
А еще более я щастлива, что могу говорить с Вами обо всем, обо всем! Ах, N., как славно – Вы со мною, наперсница души моей.
…августа 1829 года
Боже, прошло уже несколько месяцев, как Пушкин уехал из Москвы. Нам, однакожь, было неведомо, что с ним, где он. Нынче до Маминьки доходят слухи, господин Пушкин на Кавказе, где, всем известно, война! О, это невозможно! Учитель географии показывал нам на карте Кавказ. Там турки, чеченцы, и они стреляют! Как это опасно! Ах, Пушкин, он кинулся туда в отчаяньи! Маминька, какой грех.
Да, здешняя веселая жизнь вовсе не напоминает о войне. Друг мой, какой восхитительный бал был вчера у Г.! Я танцевала в упоении! На мне было прелестное платье с оборками, они такие воздушные, я в восторге от материи! Надобно узнать ее название. Как бы хотелось иметь зеленое платье из такой же материи, но фасон, однакожь, должен быть с иным лифом, непременно с бантом на груди и с воланами!
Меня приглашали более других. Наш сосед по имению столь восхитительно танцевал со мною, у меня просто кружилась голова! Маминька дала мне знать, что он не только изящен, но и завидный жених! Право, я должна была еще усерднее заниматься с учителем танцев.
…октября 1829 года
Господин Пушкин, дорогая N., пожаловал к нам по возвращении в Москву. Маминька еще спала. Раздался стук на крыльце, и вдруг в самую столовую влетела из прихожей калоша. Так торопливо Пушкин раздевался. Войдя, он тут же осведомился обо мне. За мною послали, но я не посмела выйти. Маминьку разбудили, и она приняла Пушкина в постеле. А мое сердечко так трепетало! Хотела бы я послушать их разговор.
Когда Пушкин приехал на другой раз, Маминька не велела быть с ним любезной, мне пришлось выказать безразличие. Никак не могла я ее ослушаться и посему своих чувств не обнаружила.
Маминькина неприязненность смутила меня донельзя. Но у меня есть соображение. Извольте, я решилась все же обсудить сие событие с Маминькой. Как мне ни неловко идти супротив ее решения, но я хочу изменить его. Она будет сетовать, что Пушкин беден, да и дединька отпускает нам не столь средств, сколь надобно. Маминьке трудно вести хозяйство – оно очень расстроено. Семейство наше, право, нещастно. Но что же мне делать без Пушкина! И мне ведь уже 17 лет.