Это совсем мне не нравилось. Спать себя заставить не могла. Боялась, что путник сбежит от меня, не смотря на изъяны. Лишаться хоть какой-то компании слишком глупо.
Напряжённые думы, не обрамлённые мечтаниями и размышлениями по отношению к бытию, наконец вспыхнули красками – придумывала план по растормошению братца по судьбе. Любовалась красивым мужественным лицом, проникала мыслями в его непонятную голову, глядела на свои ладони, вслушивалась в стук сердца.
Чем дольше остаёшься одиноким – тем быстрей приходят сумасшедшие замыслы. Никак не ожидала, что моя храбрость заставит так изощрённо измываться над инвалидом. Слишком храбрая. Слишком быстро думала.
Пока ветер усиливался, песчаные потоки призывали не сбивать темп путешествия, а существо, не думавшее подняться, оказался обвит поясом от халата, в котором попала сюда. Я говорила, как можно громче, сидя на коленях, удерживая с невыносимой для меня силой, трясущуюся ладонь, которую продолжали мощные, натренированные на злодейства пальцы, цепкие, обжигающие льдом. Пока он второй ладонью вдавливал в песок моё лицо, лишь улыбалась, понимающе и сочувствующе. Пока он вдавливал меня, а я всматривалась на полумертвеца, в его очерствевшей лик, проявлявший столько злобы, в синие от красноты вены, покрывшие замысловатыми, симметричными узорами область острых выразительных ключиц, длинную толстую шею, как у лихого жеребца, бледные щёки, от которых остались лишь выразительные скулы, прямой нос, ноздри которого так и дымились от гнева и недовольства, а узоры всё вились и вились, и вот его глаза, что не увидеть, пока он сам не позволить… Пока он вдавливал меня, ослабевшими пальчиками выводила буквы на разных языках, что знала, иероглифы, что помнила. Надеялась до последнего, что существо поймёт меня и сжалится.
Зрячая и незрячий. Немой и говорящая. Слышащий и глухой. Крайности одной монеты. Мужчина и женщина. Земля и небо. Посреди вечного изменчивого мира.
.
Кто-то тянет руки, кто-то их прячет. Кто-то протягивает в дружеском настроении ладонь, кто-то от желания выпучить на общество свою значительность и лицемерное великодушие. Кто-то протягивает от сочувствия, а кто-то скрывает в карманы или за спину от невыносимого угрызения совести, от душещипательной истории страха.
Кто сломается первым? Его воля или моё упорство?