– Угу, мечтаю, – с сарказмом отвечаю я и закатываю глаза.
Левый уголок его губ дергается вверх в полуулыбке. Он словно забывается на мгновение, но тут же выпрямляется и принимает свое обычное выражение лица.
Мы поднимаемся все по той же широкой лестнице, которая тянется вверх мимо всех четырех этажей и подходим к двери с надписью «Сандр, куратор 4 и 10-й групп». Он прикладывает свой браслет к считывающему устройству, после чего раздается короткий писк и дверь открывается. В кабинете мало мебели: рабочий стол, с небольшой стопкой бумаг в левом верхнем углу, планшет, одинокий узкий шкаф с тремя папками и несколькими исчерченными рулонами бумаги, а чуть левее два кресла темно-серого цвета, одно из которых куратор предложил занять мне.
– Итак?
Я закатываю глаза и устало вздыхаю, всем своим видом показывая, что не особенно жажду говорить по душам.
– Послушай…
Он подходит, садится на корточки передо мной и оказывается близко. Слишком близко. Сандр смотрит прямо в глаза и, кажется, видит меня насквозь. Его взгляд заставляет пульс биться чаще. Я нервно сглатываю. Напряжение внутри растет с каждой секундой, и я чувствую себя обнаженной перед ним. Хочется убежать.
Куратор продолжает:
– Я несу ответственность за всю вашу группу. То, насколько вам удастся успешно справиться с произошедшим, а после социализироваться в Новом мире, лежит на моих плечах. Я уже говорил это. Поэтому если что-то не так, скажи, а я попробую помочь.
– Что-то не так? Серьезно? Да здесь все не так! – громко возмущаюсь я и тут меня словно прорывает: – Еще месяц назад, я была уверена, что у меня есть по крайне мере мама и сестра, а теперь никого нет. Мало того, мы все находимся под землей, без солнца и черт знает сколько еще времени будем жить здесь! А больше всего не так, так это то, что похоже все остальные не находят в этом ничего страшного и делают вид будто все в порядке!
Я срываюсь, кричу, выплескиваю весь свой гнев и отчаяние, но легче не становится. Боль еще сильнее иглами жалит сердце и давит в груди, пытаясь разорвать ее на части. Мне так хочется сдаться, упасть и просто рыдать дни напролет, но гордость не позволяет показать, насколько я на самом деле слаба и как трудно продолжать жить несмотря ни на что. Да, я готова отдать всю оставшуюся жизнь, лишь бы прожить хотя бы один день так, как раньше, до войны, когда все близкие были живы, когда светило солнце или шел дождь, неважно, главное, чтобы небо над головой. Но когда думаю так, мне становится стыдно, ведь родители всегда старались нас воспитывать сильными, волевыми людьми, а я впадаю в отчаяние вместо того, чтобы выжить и сохранить память о них. Ведь пока живу я – живут и они во мне.