Пётр не любил кричать, как и не любил показаться наигранным и не настоящим. Всегда стараясь молча пережить ту или иную ситуацию, он тихо мог стерпеть и умолчать, не выдав внутреннего преждевременного недовольства. Пришло это скорее из детства, когда мальчуган Петька, носился по городским просторам, забегая в самые закоулки ещё тогда не совсем отстроенных улочек, теряясь среди столь же беспечной ребятни, которые устраивали шумную возню под ногами сердитых жителей. И случались тогда мелкие шалости, казавшиеся настолько весёлыми, что смех детворы разносился гулом и эхом по всей Вятке. Уронит ли уставший водонос вёдра, опрокинув воду прямо на тротуар, или растеряет вязаные корзины беспечная торговка – тогда мчатся все дети прочь, и смех их бежит, будто за ними. Соберутся после в укромном углу и не остановить, всё расскажут и покажут, как было. Потом родители всегда выдавали такую порку, что усваивалась шутка довольно легко и быстро, а Петру, который порой даже и не бывал в центре событий, попадало и того более всех. Он же всё терпел, и молча убегал в хлев, где никто его не смог бы найти и увидеть, и ревел, а потом долго начинал что-то думать, насколько это хватало трёхлетнему ребёнку, и только затем, вовсе забывая обиду, ковылял домой. С душевной улыбкой вспоминается всё сейчас, и с глубоким пониманием, а порой и сожалением, но время, тем не менее, шло своим чередом.
Вторым пассажиром был не кто иной, как сам профессор Борис Борисович Сапожковский. Старика уже давно не волновала вся мирская суета, вниманием своим он более был устремлён в собственные таинственные записки, которыми он вряд ли бы с кем-то когда-либо делился. Загадка Бориса Борисовича всегда будоражила умы молодых студентов, оставаясь вовсе никогда не разгаданной. Ему была точно не интересна вся эта академическая застенка и кафедральные выступления, хотя удавались они у него на славу, вызывая в самых тихих аудиториях к окончанию лекции бурные аплодисменты среди учащихся. Сапожковскому подавай живое исследование, экспедиции и путешествия. Он вырос в них, кажется, что возможно он и родился во время поездки, прямо-таки верхом на коне, да и сразу в путь. И сейчас, когда, наконец, удалось вырваться в дорогу, он с облегчением покидает собственные родные края, без каких-либо колебаний и сожалений. Но он всегда возвращался именно сюда на берега Вятки.