Окончив Кенигсбергский университет, он служил в разных чинах. Попытки зарабатывать на жизнь искусством не удавались (из письма к другу: «Вот уже пять дней я ничего не ел, кроме хлеба»), и Гофман вновь возвращался к службе. После вечера в винном погребке Люттера и Вегнера, где Гофман засиживался подолгу, он садился писать; воображаемые ужасы иногда пугали его самого. А с утра уже был на службе. Через его жизнь и творчество чередой прошли Германия и Польша (Кенигберг, Глогау, Берлин, Потсдам, Лейпциг, Дрезден, Познань, Плоцк, Варшава, Бамберг, снова Дрезден, Лейпциг и Берлин), короли прусские, немецкие и польские, император Франции Наполеон… Творчество Гофмана всегда связано с событиями времени; веяния эпохи не проходят мимо него: психология и психиатрия, медицина, педагогика, теория сна, животный магнетизм, механические автоматы, теория электричества… В эпоху наполеоновских войн после разгрома Пруссии Гофман остался без места, свободным художником, обреченным на скитания и бедность. Он пишет: «Как бы мне хотелось пробиться сквозь строй перевертышей, сквозь толпы людей-автоматов, которые осаждают меня банальными пошлостями, – пробиться, хотя бы силой».
Друзьями Гофмана были писатель и философ Теодор Гиппель, соборный органист Христиан Подбельский, художник Алоис Молинари, композитор Иоганн Хампе, актер Людвиг Девриент, гитарист фон Гольбейн… В ближайший же круг его друзей вошли писатели Фридрих де ла Мотт Фуке и Давид Кореф, драматург Кристиан Якоб Саличе-Контесса, а также покровитель искусств Эдуард Хитциг, детям которого, Мари и Фрицу, Гофман посвятил сказку «Щелкунчик и мышиный король». В день святого Серапиона (14 ноября 1818 года) они создали знаменитое содружество «Серапионовы братья», прославленное в одноименном цикле новелл Гофмана. Интересно, что в 1921 году в Петрограде также возникло содружество писателей «Серапионовы братья»: Зощенко, Слонимский, Никитин, Лунц, Полонская, Груздев, Каверин, затем Федин и Вс. Иванов. В 1946 году, когда содружество давно распалось, партийный бонза Жданов оболгал сначала бывшего «Серапиона» Михаила Зощенко, а затем и всех «братьев» заодно с их идейным вдохновителем Гофманом. Только в начале 60-х годов произведения Гофмана начали понемногу возвращаться к русским читателям. Между тем Белинский называл его «одним из величайших немецких поэтов, живописцем внутреннего мира», а Достоевский перечитал всего Гофмана и по-русски и на языке оригинала.