Стригатти: Лик Зверя - страница 2

Шрифт
Интервал


– Прости!.. – шепчет она, дрожащими губами. – Прости меня!

Он мчится к ней так быстро, что складывается впечатление, что он может обогнать даже ветер, с каждым мгновением становясь все ближе.

Нужно прыгать сейчас, пока он не добежал, не остановил, не втащил ее назад, в безопасность и не закутал в удушающее чувство вины.

Она делает шаг в пустоту лишь за мгновение до того, как он успел бы схватить ее за руку, но его пальцы ловят лишь книгу, которую ей не удалось удержать в руке.

Несколько мгновений она летит навстречу темной водной глади, и последнее, что слышит перед сильным ударом о воду, который сломает ее позвоночник – громкий, отчаянный крик:

– Вероника!


2

Февраль. 1954 год.

Вебер невыносимо скучает. Он вполне искренне недолюбливает театры, полагая, что время можно провести куда с большим толком. Тем более, театром он и так сыт на работе, но все же исправно посещает представления пару раз в месяц. Светская жизнь налагает на него целый ряд скучных, неинтересных обязанностей. Впрочем, дело не только в этих пресловутых обязанностях. Герр Вебер любит «поохотиться» именно в театрах и на светских мероприятиях, где внешний вид публики способствует этому как нельзя более кстати.

Медленно, даже лениво скользя взглядом по знакомым и незнакомым лицам, Вебер то там, то здесь подмечает симпатичные мордашки и будоражащие кровь фигуры, прикрытые соблазнительными модными платьями. Все как всегда.

Где-то справа, недалеко от дверей, ведущих в партер, собралась какая-то абсолютно невообразимая толпа людей – но стоит присмотреться, и можно увидеть причину давки – на премьеру новой постановки пожаловала никто иная, как Патрисия Миллиган. Не узнать женщину, чьи большие оленьи голубые глаза смотрят на тебя со всех обложек модных журналов, и которая вот уже на протяжении пары лет светится в каждой второй киноленте, довольно сложно.

«И все же на лицо простовата…» – заключает мужчина мысленно, наблюдая, как причина тотального обесцвечивания волос женской части населения США в платье цвета шампань – в тон ее длинных платиново-белых волос – одаривает поклонников томными улыбками.

Хмыкнув себе под нос, Вебер поворачивается в другую сторону, продолжив сканировать зал.

И словно в противовес ангелоподобной кинодиве и исходящему от нее свету, там сгустился мрак. Густая, беспроглядная тьма, принявшая образ хрупкой темноволосой женщины в каком-то совершенно немыслимом черном платье. Затейливый вырез полностью оголяет ее молочно-белые плечи, а платье удерживается на теле при помощи не иначе как темных магических сил – иных способов объяснить, как оно не спадает, обнажая хозяйку, невозможно. Вместе с тем, чем дольше глаз наблюдает за дразнящей игрой этой чёрной ткани, тем острее ощущается какое-то абсолютно неуемное желание сорвать это чертово платье, разметав бархатные пуговицы по полу…