Любовные похождения барона фон Мюнхгаузена в России и ее окрестностях, описанные им самим - страница 5

– Таперича надо ждать, – сказал он.

Ждать пришлось довольно долго – солнце успело взойти и зайти три раза.

Солдат продолжал стоять, не шелохнувшись, охраняя границу, а я, чтобы не замерзнуть, ходил кругами у будки.

– Нельзя ли пальнуть еще раз? – спросил я, немного утомившись ожиданием, на что солдат ответил:

– Никак нельзя. Пока нового ядра не привезут – чем пальнешь?

К концу четвертого дня – надо сказать, что солдат все это время стоял недвижимо, и лишь ледяные усы росли у него с каждым днем – появился поезд из десяти саней и двух карет. С саней пососкакивали солдаты, распахнули дверцы остановившихся карет – из одной и из другой вышло по офицеру в аксельбантах поверх меховых шуб.

Имен их я не запомнил, но один представился начальником пограничной охраны, а другой – из охраны таможенной. Я сразу же назвал себя и сказал, что следую по срочнейшему, не требующему ни малейших отлагательств делу в Санкт-Петербург.

Офицеры оживились и заверили, что быстрехонько меня пропустят, только выполнят соответствующие формальности, вытекающие из их положения. Я с облегчением вздохнул, а солдаты принесли с саней две скамьи и два стола, за которые уселись их начальники.

Все и в самом деле было завершено быстро. Первым меня подозвал офицер пограничной охраны и предъявил мне бумагу, прочитав которую я узнал, что пересекаю границу в сопровождении оруженосцев и челяди в количестве пятидесяти душ, за что с меня подлежит уплате в казну две тысячи золотых рублев, а ежели таковых у меня не имеется, то казна готова принять талеры или гульдены или любую другую валюту, имеющую хождение в неметчине.

У меня от такой наглости перехватило дыхание, но не успел я даже выдохнуть, как увидел, что число челяди и оруженосцев в бумаге увеличилось до семидесяти душ, а подлежащая уплате пошлина возросла на пятьсот рублев.

Я сказал, что буду жаловаться императрице, но голубые глаза офицера, даже не моргнув, смотрели на меня прежним неумолимым, холодным взглядом. Тогда я сказал, что не имею таких средств, на что офицер ответил, что казна может удовлетвориться и меньшей суммой при обоюдном добровольном согласии.

Скрепя сердце я достал из кошелька десять золотых талеров и положил на стол. Офицер попробовал одну монету на зуб и удовлетворенно заключил, что пограничная охрана не усматривает никаких препятствий для моего въезда в пределы Российской империи.