Без пяти семь утра выхожу на улицу. Толя уже тут, молодец, с
исполнительностью все в порядке. Одет в почти такой же маскхалат,
что и у меня, только пятна на его «березке» желтые, а не белые. На
ногах укороченные сапоги, кроссовки тут взять негде, а в чувяках
бегать — без ног останешься. Там же подошвы, считай, нет, каждый
камешек на дороге ногой «прочувствуешь». А прочая обувь, что я тут
видел, для бега подходит еще меньше.
— Ну что, курсант, «пятерочки» для начала хватит или сразу
с «червонца» начнем?
Судя по промелькнувшей на мгновение в глазах панике, Анатолию и
пять-то километров бежать не хочется. Ничего, втянется. Или
сбежит…
От «Псарни» до КПП мимо Комендатуры и назад как раз примерно
пять километров и будет. Туда и бежим. Стартует Толя неплохо,
только топает сильно, но, даже не добежав до КПП, начинает пыхтеть,
будто паровоз, и часто сплевывать тягучую слюну. На обратном пути,
посреди площади перед Комендатурой, он останавливается и замирает,
согнувшись, упершись ладонями в колени и пытаясь перевести
запаленное дыхание.
— Эй, курсант, кому стоим? Мы еще не добежали.
— Все, не могу больше, — через силу выдыхает
он. — Сдохну прямо сейчас.
— Нет такого слова «не могу», курсант, есть слово
«надо», — спокойно говорю я. — А если б мы не просто так
бежали? А если б там твои друзья бой вели, а ты им патроны тащил?
Тоже сказал бы: простите, парни, больше не могу, а потому дохните,
а я на травке поваляюсь? Так?
— Нет, — хрипло выдыхает Толя.
— Тогда вперед! Тут осталось-то!
Знавал я некогда нескольких «великих тренеров», которые в такой
ситуации не преминули бы сообщить Толе, какой он слабак, слизень и
аборт. Они были твердо уверены, что если наговорить человеку
гадостей, то он обязательно соберется с духом и силами, и…. Пошлет
тебя к чертовой матери, развернется и уйдет, добавлю уже от себя я.
Это во время службы в армии, когда человеку деться некуда, он
вынужден выполнять приказ, в какой бы форме его ни отдали. А вот в
любых других обстоятельствах «аборт» в лучшем случае обложит
«тренера» по матушке, развернется и уйдет. А в худшем — еще и в
морду даст. И будет прав. Потому что нельзя людей унижать. Можно
боль причинить на тренировке, иногда даже травму нанести, всякое
бывает. А вот унижать — нельзя.
Буквально в десяти метрах от ворот, ведущих во внутренний дворик
«Псарни», Толя буквально обнимается со старым фонарным столбом и
выплескивает на него остатки вчерашнего ужина. По лицу видно —
парню очень стыдно.