— Толя, подъем! — ору я, плохо слыша самого себя и
тряся напарника за торчащий в проход сапог. — Валить пора!
Видок у вылезающего из-под койки напарника совсем ошалевший. Да,
пацан, мосты рвать — это тебе не чай с пряниками!
Когда мы выскакиваем из будки, я, слегка притормозив, несколько
раз щелкаю «цифрой», запечатлевая облако медленно оседающей в Аргун
цементной пыли и торчащие из бурлящих волн бетонные сваи, обломки
плит и дорожного полотна. Красота! И доказательства удали
молодецкой — на лицо, и хорошее дело сделали, и нам это ни копейки
не стоило. Всегда бы так!
Ну, все, что могли — сделали. И даже больше. А теперь, как
говорится, быстрые ноги — спасайте жо… дурную голову.
— Нет, Аслан, ну ты представляешь!!! — Толик от
переполняющих его эмоций размахивает руками так, что похож на
сидящую на табурете ветряную мельницу. — А он мне, такой, и
говорит: «Точно, и как мы их вдвоем хоронить-то всех будем?» А у
меня, блин, аж поджилки тряслись… А как он часовых снял! Один,
блин, двоих. Ножом!!! А я как его увидел, чуть в штаны не наложил:
стоит весь в кровище, будто упырь кладбищенский, и улыбается! Блин,
да тут кто хошь бы обхезался!
— Точно, — с самым серьезным выражением лица
поддакивает ему Умаров, хотя в глазах его пляшут смешинки. —
Ты чай-то пей, а то остынет. И руками так не маши, все кружки со
стола посшибаешь.
М-да, с салажатами, с ними всегда так, сперва напуганные до
чертиков, а потом, когда все уже кончилось, из них адреналин аж
фонтаном хлещет. Суетятся, галдят, хохочут невпопад.
— Да какой чай, Аслан! Ты прикинь, а мост каааак… Ай,
мля!!!
Есть! Все-таки вывернул кружку кипятку себе точно на колени,
оболтус. Пока шипящий от боли и тихо матерящийся Толя, вскочив на
ноги, стряхивает со штанов капли чая и заварку, мы с Асланом
понимающе переглядываемся и обмениваемся почти одинаковыми ехидными
улыбками. Эх, молодежь! А ведь когда-то и мы такими были. Но
пообтерлись, привыкли. И он привыкнет.
К Аргунскому КПП мы выбрались только к восьми утра, когда солнце
уже поднялось из-за далеких гор и изо всех сил пыталось пробиться
сквозь наползавшие со стороны Дагестана тяжелые серые тучи. Так,
похоже, портится погодка, вовремя сходили. Выйдя на связь с
блокпостом, предупредили Умарова, что мы скоро будем и что ждать
нас надо со стороны бывшего совхозного сада и старого кладбища. И
неторопливым шагом направились к видневшимся в полукилометре
высокой стене, опутанной колючей проволокой, и тяжелым ржавым
стальным воротам. Ну да, сейчас, в трех-четырех сотнях метров от
своих, можно себе позволить быть вальяжным. А вот от вырезанного
нами опорного пункта и подорванного моста мы неслись, будто два
перепуганных зайца. Причем серьезно груженных зайца. До самой
северной окраины Белгатоя мчались, как наскипидаренные. Разрушенный
мост между Чечен-Аулом и Белгатоем, по которому туда перебирались
осторожно, словно канатоходцы в цирке, на обратном пути
перемахнули, толком и не заметив. Вот ведь что избыток адреналина с
человеком делает! Потом, когда я понял, что Толя сейчас просто
рухнет и больше не встанет, свернули с обочины в сторону реки и
спрятались в развалинах небольшой плотины на берегу давно
пересохшего пруда. Заняли оборону и устроили привал. Вернее,
оборону занял я, а Толя просто лежал на спине, жадно ловя ртом
воздух, будто выброшенная на берег рыба. Отдыхали почти полчаса, а
потом, кустами, вдоль русла Аргуна, двинулись домой. Я даже
спустился к реке, быстро, но максимально тщательно застирав рукава
«горки» от уже начавшей подсыхать крови. Жалко ведь, почти новая
вещь.