— Ну, что, брат, — позевывая, спрашиваю я Толика на
крылечке «Псарни», — сейчас на боковую? А то ночка у нас
выдалась еще та…
Вместо ответа — умоляющий и немного обиженный взгляд. Вопль: «Ты
же обещал!!!» на лице напарника крупным шрифтом набран. Вот, блин,
молодежь пошла — никакого, понимаешь, почтения и понимания!
— Ладно, черт с тобой, уговорил, тащи свой подствольник, а
то мне твои молящие глаза будут в кошмарах сниться! Опять же — ужин
скоро, все равно вставать, а выспаться до него я так и так не
успею.
Толя пулей улетает в свою комнату, а я, продолжая широко зевать,
отправляюсь к себе. Вот интересное все-таки животное человек! То
ходил-ходил, делами занимался, с людьми общался — все нормально. А
тут в одну минуту нахлобучило, и, что называется: «Поднимите мне
веки!» Почувствуй себя Вием, блин. Когда Толян хлопает дверью, я
уже практически сплю сидя. Но, давши слово — держись. Тяжко и
протяжно вздохнув, встаю с кровати и захожу в душевую, пускаю себе
на затылок тонкую струю холодной воды. Фу, вроде полегчало.
Сажусь на койку, гранатомет кладу перед собой на прикроватную
тумбочку. Нет, все-таки главным достоинством (после надежности,
конечно) нашего оружия всегда была его простота. Вот где бы среди
западных аналогов найти гранатомет, все детали которого держатся на
трех штифтах и одной хитро выгнутой проволочке? Ну, еще защелка,
что ствол фиксирует. Все! И ведь работает, причем не то что не
хуже, а даже и получше своих иностранных «собратьев». Быстро
разбираю подствольник. Ой, мамочки, да тут не просто грязно, тут
уже вполне можно картошку сажать! Интересно, а он вообще у бывшего
хозяина стрелял? Или тот его так таскал, «для форсу
бандитского»?
— Слушай, Толя, — передаю я разобранный на три части
гранатомет напарнику, оставив себе лишь штифты и проволочку, не
хватало еще, чтоб Курсант их потерял случайно, — возьми-ка это
безобразие, по недоразумению считающееся оружием, и вычисти-ка его
так, чтоб блестел.
Толик принимает из моих рук многострадальный «Костер», понятливо
присвистывает, заглянув внутрь, и, достав из шкафа только что
убранные туда ветошь и масло, снова топает во двор. Работа ему
предстоит непростая, но сделать ее как следует — в его же
интересах. А я, с чувством почти выполненного долга, опускаюсь на
кровать. Спать я не собираюсь, нет, просто полежу немножко, а там и
ужин подоспеет.