Город неба - страница 11

Шрифт
Интервал
и великое видней издалека.

«Вот и все, колени к подбородку…»

Вот и все, колени к подбородку,
Неужели это все?
А ведь было раньше, рвали глотку,
вечером шли пьяные в кино.
Возле кинотеатра – ветр, тюльпаны,
фильм смотрели «Пепел и алмаз»,
эх, Цыбульский, по столу стаканы
заскользили в двадцать пятый раз.
Нынче черные очки надену,
тоже в баре горькую возьму
и, хоть не положено, наверно,
тоже серной спичкой подожгу.
Не поймут друзья-американцы —
для чего весь этот марш-парад?
Нет уж, пусть стаканчики, стаканцы
по далекой родине стучат.

«Дежурною походкою пойдем…»

Дежурною походкою пойдем
январским нерасчищенным проспектом
светящимся, сухим, морозным днем,
когда слезится снег под резким ветром.
В снегу маркизы глухо шелестят,
стальные крыши лезвиями блещут,
сквозь прорези решетки белый сад
рябиновую дробь на клумбы мечет.
Гуляют пароходы по реке,
она у берегов совсем замерзла,
блестят под солнцем ведра на песке
и рыбаков натянутые блесны.
Проходит стайка школьниц через путь,
фонарик загорается начальный.
Вот так душа проснется где-нибудь
и вспомнит жизнь – такой пустяк случайный.

«Солнце, как уличный фокусник…»

Солнце, как уличный фокусник,
вынуло уличный градусник,
день самый лучший, из благостных,
снежный, в заторах автобусных.
В булочных с хлебом подсушенным
с булочником тихо вежливым,
нынче на службу не нужно нам
в этом снегу неразбуженном,
будто за нитку подвешенном.

«Молодая женщина помыла…»

Молодая женщина помыла
в тазике на кухонном столе
девочку куском цветного мыла,
чуть сдвигая брови, как реле.
Батарея начинала греться,
пар дохнул на синее стекло,
со стола сбежало полотенце
и на стул отчетливо легло.
На незанавешенные окна
туча уронила, как на грудь,
детскую снежинку. Вытри сопли,
ничего дорогой не забудь.

«На холодной подножке вдвоем…»

На холодной подножке вдвоем
нам бы ехать с тобой, моё солнце,
на замызганном двадцать шестом,
чтоб стучали о рельсы колёса.
Ехать, видеть чумную весну,
все её переулки, заборы,
продувные дворы поутру,
золотые шатры до упора.
Расцветут фонари на кольце,
постовой погрозит нам из будки,
мы меняемся мало в лице,
постового мы шлем на три буквы.
И в одном поклянемся легко,
что ни грусти, ни страха, ни гнева —
ничего, ничего, ничего —
не возьмем мы с собою на небо.
Только счастье и только любовь,
только свет без конца и без края,
только медленный гул голосов
Следующая страница