– Она-а единственна-ая выживша-ая из первого эксперимента-ального потока-а детей Ириса-а! Девочка-а уника-альна-а! Мы не можем потерять её! – какой же он противный, этот гнусавый старикашка!
Я-то надеялась, что выберусь из дома канцлера и смогу делать то, что мне захочется. Да, пару раз мне удалось обхитрить охрану, но теперь вряд ли получится. Если уж сам доктор Вернео посоветует запереть меня, отец приставит ко мне ещё больше охранников. Жаль. Уже не получится пошарить в бумагах канцлера.
– Продолжим разговор в кабинете, Джозеф, она может очнуться в любой момент, – хорош же любящий папочка, ничего не скажешь. Вот так и чувствую, что за здоровье моё беспокоится.
– Ну конечно, господин ка-анцлер.
Тут же послышался звук удаляющихся шагов, дверь закрылась с тихим щелчком, и я поняла, что теперь под арестом. Меня ведь никогда не выпустят из роскошного особняка, так и буду тут торчать, пока не состарюсь. И что дальше?
– Да чтоб вас всех! Будь он неладен этот канцлер, Фильтр и все вместе взятые! – приятно выругаться вслух, даже настроение поднялось. Вот бы ещё ударить что-нибудь… а лучше – кого-нибудь.
– Почему ты так ругаешься? – раздался мелодичный голосок, и я вздрогнула от испуга. Надо запомнить – в следующий раз открывать глаза прежде, чем говорить. – Тебе больно?
Я открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на смуглую девочку, с интересом разглядывающую моё лицо. Раскосые бледно-серые глаза смотрелись странно на фоне чёрных прямых волос, мягко спадающих ниже спины. Голубое платье в белый горошек с рюшами делало девочку похожей на куклу.
Маленький рост и невинное личико не позволяли определить возраст девушки. Ей могло быть двенадцать с тем же успехом, что и восемнадцать. Она едва ли доходила мне до груди, а худенькие плечи казались такими хрупкими, словно она была чем-то больна. Возможно, она так же, как Луиза, недоедает. Но красивое платье из дорогой ткани так и кричало о богатстве.
– Ты кто? Как тут оказалась? – удивлённо спросила я.
– Мия, – задумчиво закусив нижнюю губу, ответила незнакомка. – Я теперь тут живу, с братом… и с мамой… они хорошие.
– Кто? Брат и мама? Они разве могут быть плохими? – я уселась удобнее на подушках, разглядывая комнату. Вроде ничего не изменилось.
Бледно-голубые тканевые обои были разрисованы маленькими тёмно-синими цветами, тяжёлые серые портьеры прикрывали окно, заклеенное мутной плёнкой. Пол в комнате был застелен синим ковром с коротким ворсом, а громоздкая мебель – выполнена из серого дерева в тон шторам.