Наверно, еще тогда в Артасе зародилась любовь к флоту и морю.
Эеншард горько улыбнулся и прикрыл глаза.
* * *
Зайдя в комнату, Эеншард замер, глядя на младшего брата.
Девятилетний Артас сидел на полу, держа в руках резной фрегат и глядя сквозь его мачты на башню по имени Эшхарат, беззвучно плакал.
– Я уезжаю на фронт, – коротко сообщил Эеншард. – Отец дал свое разрешение.
Артас всхлипнул, поставил корабль на пол, словно возвращая его в порт Эшхарата, медленно встал и посмотрел на Эеншарда большими мокрыми от слез глазами.
– Ты бросаешь меня? – спросил он.
– Нет, просто…
Эеншард не мог сказать, что после смерти Шардара не может ни на минуту здесь оставаться, что его трясет от гнева и боли, что если он не уедет прямо сейчас, то станет следующим, кто просто умрет. Артас же был слишком мал. Он просто отвернулся.
– Уезжай, – сказал он, зная, что где-то там уже подрастает его младший брат, Эраст.
Скоро его заберут у матери, и он окажется здесь, в опустевшем северном крыле.
* * *
Эеншард смотрел на корабль, на башню и понимал, что, бросив тогда Артаса, навсегда потерял прежнее доверие.
– Ваше высочество, – с опаской обратился к Эеншарду мальчик-слуга, тихо вошедший в комнату.
Ребенок явно понимал, что уже надоел своему господину, что много раз настоятельно просил его не беспокоить, но ничего не мог изменить, с волнением наблюдая, как Эеншард неспешно поднимает на него глаза.
Вместо позволительного жеста принц просто уставился на слугу, и мальчик, помедлив, все же сообщил:
– Его Величество желает видеть вас.
Эеншард выдохнул. Он надеялся, что это произойдет не так быстро, и король даст ему хоть небольшую передышку, прежде чем начнет очередную свою игру.
– Иду, – коротко ответил Эеншард, возвращая корабль на место.
Этот фрегат просто обязан был стоять у нарисованного берега близ Эшхарата.
Третий принц решил не думать и не пытаться понять, что от него могут хотеть. Тут он еще ни разу не смог угадать, потому уже и не пытался, только, заскочив к себе, натянул на забинтованный торс рубаху без рукавов, оставляя открытым лишь повязку на раненой правой руке, быстро завязал кожаный пояс, повесил меч и направился в тронный зал. Разумеется, он не носил свой любимый двуручник во дворце. Оружие при нем сейчас было лишь символом. Хорошо заточенный короткий клинок вполне мог убить, но для Эеншарда он все равно был настоящей игрушкой, соломинкой, которой после ужина можно было поковырять в зубах. Слишком короткий. Слишком легкий. Одним словом: глупое оружие, которое он просто обязан был носить на поясе во дворце Эшхарата.