Спор с переменным успехом продолжался всю дорогу, но отец Василий так и не смог переубедить старого якута.
К вечеру священника доставили в зверосовхоз «Белый». Здесь разводили песцов, и здесь же располагалась одна из партий Верхоянского НГДУ[3]. Отсюда должен был начаться путь отца Василия, сначала на вездеходе геологов, затем два перелета на вертолетах.
На берегу священника ждал «уазик». Дверь со стороны водителя была открыта, и из кабины торчала нога в резиновом сапоге примерно сорок пятого размера. Побережье оглашали звуки рэпа, и нога в сапоге дергалась в такт музыке. Помогая священнику выбраться на берег и подавая ему багаж, Кузьма только качал головой и цокал языком.
Неожиданно музыка стихла, и из кабины выскочил детина под два метра ростом в старом военном бушлате и вязаной шерстяной шапочке на голове. Быстрыми шагами он спустился к берегу и жизнерадостно крикнул:
– Здрасте! С благополучным, так сказать, прибытием, святой отец!
– Книжек начитался, – усмехнулся отец Василий. – В православии принято говорить батюшка или отец Василий. Будем знакомы.
– Здрасте, – нисколько не смутившись, повторил парень. – А меня Леха зовут, Сидоров. Здорово, Кузьма! Совсем нашего священника застудил! Ничего, мы вас сейчас отогреем, по-нашенски!
Загрузив имущество священника в машину, водитель завел мотор, и «уазик» тронулся с места. Всю дорогу Леха жизнерадостно рассказывал, как здесь ждут священника, как живут геологи и «совхозовские».
Наконец прибыли в поселок. К большому удовольствию отца Василия, в партии, помимо трех двухэтажных модульных домиков, имелась настоящая бревенчатая русская баня. Геологи показали священнику комнату, где он может переодеться и переночевать, а потом повели в баню. Бородатый жизнерадостный народ мылся очень шумно. С громким уханьем плескали в парилке на раскаленные камни ягодным морсом и настойкой на тундровом мхе. От этого парилка наполнялась терпким медвяным духом, и дышалось легко. Все с остервенением хлестались березовыми вениками, с наслаждением терлись настоящими лыковыми мочалками.
Потом, раскрасневшиеся от жестких мочалок и окатывания ледяной водой, весело подмигивали священнику в обшитом липовыми досками предбаннике и подливали ему можжевеловой настоечки, настоечки на ягеле и морошке. Тут же дымился и огромный медный самовар. Причем не электрический, а настоящий, который надо разжигать щепками. На начищенном до зеркального блеска мятом боку самовара виднелись выпуклые цифры «1914». Стол ломился от снеди. Отец Василий равнодушно отнесся к халве и сгущенному молоку, которыми геологов снабжали в большом изобилии, зато воздал должное местным дарам природы – вареньям из брусники, костяники, морошки.