. Легенда рассказывает, что Святополк презрительно обращался с Борживоем, изгнал его из Чехии и сам управлял ею. К этому же времени нужно отнести крещение языческого князя в Висле и присоединение других областей за Карпатами, как намекает на то жизнеописатель Мефодия
[103].
Распространение господства Святополка Моравского вело за собою проповедь христианства в подчиненных странах. Но все славянские земли были еще ранее разделены по епархиям немецких епископов, так что моравский архиепископ как ранее в Паннонии, так теперь в Чехии и за границами ее должен был столкнуться с немецким духовенством. Хотя зальцбургское духовенство и было принуждено согласиться на уступку Паннонии, тем не менее пасовский и регенсбургский епископы могли ратовать против отторжения от них Чехии и Моравии и против незаконного, с их точки зрения, распространения Мораво-паннонского архиепископства к северу[104]. Весь успех дела свободной проповеди христианства греческого обряда в державе Святополка, несомненно, зависел от личного расположения князя к своему архиепископу; если бы Святополк видел в деятельности Мефодия осуществление своих целей, если бы на славянское богослужение смотрел как на необходимое средство к сохранению завоеванной самостоятельности, то он дорожил бы своим архиепископом и защитил бы его от всех нападений. Но Святополк в этом отношении был далеко ниже своего предшественника Ростислава. Ему удалось сделаться могущественным властелином, раздвинуть широко над соседями свое господство, быть страшным для врагов и дать государству довольно прочное устройство; но он мало заботился о средствах, которыми достигал цели, его не одушевляла великая идея борьбы за свободу народа, свою власть он ставил выше общего дела. Немецкое духовенство скоро снова нашло доступ в Моравию, успело проникнуть даже ко двору и войти в доверие князя. Вызнав слабые стороны Святополкова характера и потакая его страстям, оно возбудило в неосмотрительном князе недоверие к Мефодию.
Жизнеописатель Климента так рисует отношение Святополка к Мефодию: «Святополка, человека грубого и невежественного, обошедши коварством, сделали они (немецкие священники) всецело участником своего учения. Да и каким образом он, раб женских удовольствий, не внимал бы больше им, чем Мефодию, отмечавшему гибельное для души зло в каждом удовольствии? Ибо что изобрел Евномий для привлечения большего числа учеников, то придумал также и безумный народ франков, т. е. снисходить ко всем грехам. Святополк, развращенный ими, вовсе не обращал внимания на Мефодия, даже относился к нему враждебно. И чего уж ни говорил ему с ласкою, какими угрозами не устрашал князя Великий!»