Москва провожала совсем ещё молодой листвой, но Теремрин знал, что родные края встретят уже листвой более зрелой. Всё ж на двести с лишним километров южнее.
Сел в поезд ранним утром. Нужно было успеть добраться до небольшой станции с таким расчётом, чтобы засветло совершить двадцатикилометровый марш пешим порядком до деревни Тихие Затоны.
Вспомнил, как шёл в первый лейтенантский отпуск, разумеется, тоже в военной форме, как встретили его сельчане – с уважением встретили, даже с каким-то особым почтением. Всё-таки красный командир!
Ну а ныне и вовсе выпускник академии – «академик», как полушутя таковых называли в войсках.
В тот первый приезд с разговорами о политике особо никто не приставал, как-то успокоился народ после бурь Гражданской войны. А тут вдруг, едва поезд тронулся, сосед по купе, пожилой мужчина, весь седой от волос до бороды, с некоторыми намёками на былую выправку, сразу спросил:
– Ну что, командир, воевать с германцем будем?
Вот это «с германцем» сразу указало на то, что бывал старик в делах боевых, наверняка бывал.
– Конечно, руководством страны прилагаются все силы, чтоб избежать войны, – заученно проговорил Теремрин, не ведая, как лучше отвечать на подобный вопрос. – Но, – он развёл руками, понимая, что хоть что-то надо сказать бывалому воину, – но не всё от нас зависит, далеко не всё!
– Вижу, что боле ничего сказать не можешь, – вздохнув, проговорил старик. – Вижу! Да только и другое вижу – готовится германец, а уж если начал подготовку, непременно пойдёт на нас. Будет делать этот, как его дрыг нах остэн…
– Drang nach osten! – с улыбкой поправил Теремрин, но старик рассмеялся и заметил:
– А я говорю «дрыг», потому как заставит его наша Красная армия ножками дрыгать… А? Как, товарищ капитан, заставим? – И он засмеялся, радуясь своему неожиданному каламбуру и представляя, как дрыгают ногами эти самые немцы.
– Если пойдёт на нас, заставим дрыгать! – весело сказал Теремрин и ловко перевёл разговор на Первую мировую, на, как тогда говорили, германскую.
Старик рассказал, как воевал, как был ранен, как принял революцию. И, уже посерьёзнев, прибавил:
– Дрыг-то оно дрыг. Но скажу тебе, командир, что немец – противник серьёзный. Верю, что одолеем, но придётся нелегко, ой нелегко.
Немного помолчали. Но путь неблизок, поговорить было время.