– Вроде не должен. Считай, от голодухи его спасли. Сыт, обут, одет, да ещё хлебом отовариваем. Где бы он столько заработал?
– Всё так, тятя, лодырь несусветный он. А у лодыря – душа продажная. Душонка Иуды, – донесся до Сени приглушенный расстоянием ехидный голос Мити, который чаще всего толкал в шею зазевавшегося, медлительного батрака.
– Ну погоди, ты у меня попляшешь, – сквозь зубы прошипел Сеня, – укушу – взвоешь!
Чтобы ускорить дело, Сеня назавтра давай отпрашиваться у мельника погостить дня три у родной тётки, которая учительствовала в Благодатском.
– Не время сейчас по гостям разъезжать, Семён, – сурово отказал хозяин.
– Пусть идет, – вступился неожиданно Митя, – с него как с козла молока.
– Батраку трудовой отпуск положен, – поддержал брата Гриша.
– Ну коль артель согласна – отпускаю. Только лошадь не дам. Гнедая вот-вот ожеребится, а лишней кобылы нет.
– Какая печаль, пятнадцать верст я к обеду покрою. А то какой мужик на телеге подберёт. Скоро ить к вам хлеб молоть потянутся, тогда вовсе не время гулять.
На том и решили. Сеня собрал в котомку перекусить да и отвалил.
На обеде жена Ивана, миловидная, скорая на руку и дела по дому, не увидев за столом парня, спросила:
– Сеня-то где, забастовку объявил?
– Как в воду глядишь – выпросился у меня к тётке на три дня погостить.
– В страдное-то время! – удивилась Матрёна. – Никак что-то вы затеяли?
– Угадала, седня ночью излишки зерна умыкнём в лес.
Матрена ахнула, хлопнула в ладоши, да умолкла, понимая, что муж решился на опасную меру неспроста.
Как стемнело, Ухватовы погрузили мешки с мукой, зерном на две брички, ушли в лес. Вернулись ушомканные трудным и опасным делом только к обеду. Сыновья взялись распрягать коней, а Иван – в дом. Глядь, а чертушка Никудышнов тут как тут. Вышел из лесу, видно, шибко торопился: пот на лице, дышит неровно, и вопросик жареный подбросил молодым Ухватовым:
– Откель славные мукомолы вернулись?
Гриша от неожиданности язык проглотил, а Митя, характером покрепче, озлился.
– Кабы тебя черт по ухабам не носил, не совал бы нос не в свои дела.
– Ты вроде на три дня у тяти отпрашивался, а прибёг раньше. Почему? – спросил Гриша.
– Тётка сама голодует, прогнала. Правда, букварь вот дала. Грит, учись, в люди выйдешь при новой власти. Я смышленый, выйду, читать уже могу. Интерес у меня к вам: куда на двух подводах бегали? След свежий от старой заимки виден.