Но она все равно торопилась. Анна была уверена, ее заметили, не
могли не заметить. Женщина, у которой время от времени заплетаются
ноги, а одежда и голова в крови, достаточно сильно привлекает
внимание.
Остановка пустовала. Анна села на скамейку, попыталась привести
себя в порядок. Но поняв тщетность усилий, оставила все как
есть.
Активировала часы-татуировку, посмотрела: до приезда
электровагона было восемь минут. Он шел со складов на востоке
купола. Но ей было все равно, самое главное уехать отсюда.
Секунды тянулись невозможно медленно, с трудом складываясь в
минуты.
Когда вагон появился на горизонте, она вдруг поняла, что
совершила ошибку. Нужно было подождать, спрятаться, но Анна так
спешила, что совсем забыла про осторожность. С другой стороны, у
нее совсем не было времени. Счет шел на минуты.
Она встала, достала из волос две шпильки, острые, прочные,
сделанные из полиметалла. Подошла ближе к монорельсу, тот чуть
заметно дрожал от приближающегося электровагона под номером
«67».
В нем находилось трое. Двое сидели. Один приготовился выходить.
Мужчина средних лет, одетый в комбинезон рабочего. Единственное,
что сразу бросалось в глаза и выделяло его среди прочих, – красная
повязка на правой руке. Она будто говорила: смотрите, перед вами не
обычный человек, перед вами Часовой.
Мужчина держался за перила, и казалось, спал, вероятно, устав
после трудового дня.
Электровагон остановился, медленно открылись створки дверей,
расходясь в стороны.
Рабочий с повязкой на руке сделал шаг на платформу. Его взгляд, до
этого сонный, вдруг прояснился – это он увидел Анну. Окровавленную,
бледную… улыбающуюся.
Анна сделала шаг навстречу, одновременно толкая мужчину обратно
в вагон и вгоняя одну из шпилек ему в левый глаз на всю ее длину,
дальше, дальше, сквозь глазницу до самого мозга.
Другую шпильку она воткнула в голопроектор, расположенный
сверху, одновременно закоротив систему в левой стороне вагона, в
результате чего одна из камер перестала работать. Вместе с
голопроектором. Но на это никто не обратил внимания. Две женщины,
сидевшие впереди, даже не обернулись на шум. Сказалась усталость
после рабочего дня.
Цетолог, освободив руку, зажала ею рот умирающего рабочего,
заглушив хрипы. Сделала еще пару шагов с еще живым мужчиной назад,
а затем посадила его на кресло, уже мертвого. Нашла в кармане
комбеза рабочую кепку, надела на голову, сдвинула козырек на
максимум, скрывая страшную рану. Села рядом, склонившись вперед
так, что почти скрылась за широкой спинкой соседнего кресла.