ее несли, – как мешок! И эти болтающиеся руки…
Напряжение последних суток вдруг отпустило, и я разрыдалась неожиданно для себя.
Сердобольный Сережа расстроился, вскочил, куда-то вышел, принес коньяку.
– Я за ру-у-у… за рулем… – всхлипывала я.
– Да ладно, Вера, какая тут полиция! – громко возмущался он. – Ты посмотри на нее! Она и так еле дышит, еще эти ее ремонты и работа, а полиция – это тебе еще одно приключение с осложнениями! Алиссон, брось ты все, забудь: тебя никто не видел, и ты никого не видела! Плохо, конечно, но ведь сломаешься! Сломаешься раньше времени – вон будешь как наш дед в лучшем случае… Если вообще выживешь, когда бандюганы тебя вычислят. Выпей коньяку! – почти крикнул он.
– Ну что ты несешь, – тихо проговорила Вера. Она встала, подошла ко мне, взяла мою голову и притянула к себе. Упершись в мягкую толстую Веру, где-то между ее животом и грудью, ощущая ее мягкую руку на моей голове, я почувствовала себя как дома, как в настоящем доме, где любят, ждут, защитят… Мне стало тихо, уютно, и я не хотела вылезать…
– Алискин, солнышко мое, ты просто испугалась; но все пройдет – это нервы; все хорошо, ты с нами. Злые дядьки напугали бедную девочку. Давай коньячку выпьем; останешься у нас, переночуешь; завтра выходной – поедем к тебе вместе, – ворковала Верочка.
– У меня Мартин негуляный, – пробурчала я в Верин живот.
– Ох, Антонова, развела живность! Поросят всяких, – резко меняет тон Вера. Я прыснула сквозь слезы и отодвинулась от Вериного живота.
– Нет, правда, я поеду; я что-то расклеилась; сейчас уже легче. Спасибо вам, дорогие.
– Куда ты в таком состоянии! – возопил Сережа.
– Ничего, я часто в таком состоянии; а сейчас мне и вправду легче. Я пойду: Вере деда кормить… Вы подумайте еще; я позвоню завтра, поговорим.
Верочка опять ко мне подошла, погладила:
– А в полицию идти надо…
– Вера! – возмущенно воскликнул Сергей.
– И побыстрее, не затягивай, – не обращая внимания на возглас Сергея, продолжала Верочка, – вдруг там какие-нибудь следы остались. Ты же все равно не сможешь жить с этим. А в полицию спокойно сходишь, все расскажешь, – продолжала тихо говорить Вера, поглаживая меня по голове. – Завтра выспишься, выходной, зима, в саду работать не надо. Ничего не делай и пойди потихоньку в полицию. Никаких документов не подписывай. Просто расскажи все следователю и скажи, что очень тревожишься и не хочешь никаких заявлений писать. Отдай им эту головную боль – и все, и забудь. Мы утром приедем и вместе пойдем. Сейчас прости, из-за деда не могу с тобой. Но утром мы с Сережей приедем.