Кроме этих беспрестанно отбегавших смельчаков, все находились в оцепенении, вызванном странной беспризорностью, которой не может быть у десантников. Как устроившееся на отдых стадо коров, мы смотрели в одну сторону – три замёрзшие птицы, прогнув от усталости свои крылья, стояли, не проявляя никаких признаков жизни. От их тел струился пар, источавший последний холод ночного небытия, в их обширных желудках находились те, кто так бесцеремонно высадил нас вчера на это безжизненное плато. Как коротали время запершиеся внутри самолётов лётчики и сопровождавшие нас офицеры, я не знаю, но ещё долгих пять часов самопожирания мы провели в бесцельной маяте ожидания дальнейшего перелёта.
– Это их дрист прошил, – сказал мне тот солдат, которого я оторвал от бестолкового открытия крана.
– В смысле? – Мне нужен был собеседник, но этот аэродром и знание цели нашего последующего прибытия совершенно не располагали к мимолётному общению.
– Смена воды приводит к неизменному дристу. – Десантник был моего роста, с открытым лицом сибиряка. – Меня Андрей зовут.
– Саня. – Я протянул руку, чтобы ухватиться за это пусть маломальское, но всё же нужное для коротания времени общение. – Я из батальона связи.
– А я из разведки. – Его речь ничуть не была прошита гордостью за приобретённую им профессию, которой завидовал каждый из нас.
– Да?! Здорово! – Мой собеседник стал мне вдвойне интересен…
Оторвавшись от своих групп, мы прошлялись с ним по периметру аэродрома все оставшиеся часы ожидания до посадки в самолёты.
Ничего знаменательного, кроме измученных дристунов, уже не происходило. Желание пить было убито совместным разговором, но открывшиеся боковые двери разных самолётов, казалось, разлучают нас навсегда.
– Ну, Саня, давай. – Его лицо выражало явную озабоченность, которую я не разделял. – Там будет трудно, но, если что, меня найдёшь.
– Ну и ты меня не забывай.
По одному, чтобы всех пересчитать, нам приказали подняться на борт своих самолётов. На последней ступеньке каждый делал поворот головы в сторону оставляемой Державы, чтобы запомнить, может навсегда, её малоприветливую часть.
Рёв турбин, молчаливое сопение уснувших в тепле тел и посадка, которая сквозь сон была не ощутима – вот и весь процесс нашего перелёта из прошлого в настоящее, то настоящее, из которого выросло наше сегодняшнее прошлое.