Николай Иванович махнул рукой и отвернулся.
Я с шумом втянул в себя воздух и потихоньку огляделся. Предметы стояли на своих местах, солнце светило в окно, в воздухе плавали пылинки. Ничего необычного. Всё казалось незыблемым, навеки данным.
– Странная история, – молвил я, так ничего и не придумав.
Николай Иванович пристально посмотрел на меня.
– Я понимаю, в это трудно поверить. Поэтому и предлагаю побывать в этой пещере. Сами всё увидите.
– А что я могу увидеть?
Николай Иванович пожал плечами.
– Этого я не знаю. Но что-нибудь обязательно произойдёт. У меня ведь ещё остался этот напиток, от шамана! Сделаете пару глоточков, и что-нибудь обязательно случится!
Я медленно поднялся.
– Знаете что, я, наверное, пойду. Мне ещё работать надо. Рукописи там у меня…
Николай Иванович замер.
– Вы уходите?
– Ухожу. Служба. Я ведь сейчас на работе должен быть.
Мой собеседник казался поражённым.
– Так вы отказываетесь?
– Пока ничего не могу сказать. Я должен подумать.
– И сколько вы будете думать?
– Не знаю. Это будет зависеть от разных обстоятельств.
Николай Иванович с размаху опустился в кресло.
– Вот так номер. А я уже лодку для вас приготовил.
– Какую лодку? Вы же её утопили!
– Правильно, утопил. А домой приехал – там точно такая же лежит. Та же самая модель – «Таймень-2».
– Что вы говорите? И я должен на этом «Таймене» куда-то там плыть?
– Не куда-то, а в пещеру…
Я мотнул головой.
– Всё, достаточно. Мне нужно идти. До свиданья!
Решительно направился к двери. Остановился на пороге. Николай Иванович смотрел на меня с таким видом, будто я уносил с собой его счастье. Брови выгнулись дугой, губы свернулись в трубочку, в глазах – неизбывная печаль. Мне отчего-то стало жаль его.
– Послушайте, – произнёс я уже мягче, – мне действительно нужно всё хорошо обдумать. Я вам обязательно позвоню. Хорошо?
– А когда вы позвоните?
– Сегодня вечером.
Николай Иванович неуверенно кивнул.
– Хорошо, я буду ждать. Но я вас прошу, ради всего святого: не отказывайтесь. Вы не пожалеете!
Я открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя спохватился. Поспешно кивнул и вышел вон. Несколько манёвров между столами с громоздящейся на них аппаратурой – и я оказался в пустом гулком коридоре. Убедившись, что меня не преследуют, уже спокойнее двинулся дальше, бормоча про себя: хорошо всё то, что хорошо кончается, а хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. И хотя я не смеялся в ту минуту, но особого горя тоже не чувствовал. Скорее радость, что так легко отделался.