– В подвальный этаж, – скептически покосился на него капитан Бакшеев. Сам-то он свой табельный Макаров не вынимал, да и не собирался. – Больше тут соседей искать негде. Я этот дом знаю…
Действительно, путём не вполне законного обобществления квартир, пентхаус и все три этажа выше первого занимали апартаменты господина Варге. Ещё пять комнат третьего подъезда приходилось на какого-то генерал-полковника в отставке, которого, как ни бился господин Варге, сковырнуть с насиженного места так и не сумел. Бывший товарищ, к удивлению господина, оказался ему не по зубам. Варге даже реконструкцию с отселением хотел учудить, да тут так гавкнули с самой «Знаменки», то есть из Белого дома МО РФ, что у Генриха мочевой пузырь ёкнул. Пришлось даже порушенную генеральскую канализацию за свой счёт восстановить – а она была сооружена из дореволюционного чугуна, сейчас такой и не сыщешь… На первом же этаже кроме поста наблюдения и кордегардии личной охраны была просторная квартира мажордома – этакой альтернативы экономки. Тут же сохранилась и квартирка консьержа – древнего старичка с таким дореволюционным обхождением и титулом, что новый барин не только не выгнал его за МКАД подальше, но даже не раз подумывал: «Не обрядить ли дедка в ливрею?»
Этаж с «домоуправлением» сыскарям пришлось пропустить, поскольку инкогнито ФСБ отчасти-таки наврал. Допрашивали их или нет, но оба, и консьерж, и мажордом, были на месте происшествия в качестве не то свидетелей, не то понятых. В любом случае за дверями, куда оперативников не пустили. Так что, как и предвидел капитан Бакшеев, им достался только цокольный этаж, по сути дела, подвал. Подвал, об обитателях которого сам господин Варге представление имел самое смутное. Кто-то там изредка чем-то звенел в канализации, кому-то мажордом звонил по внутреннему телефону, если вдруг закашляется кран на кухне или перегорит лампочка в люстре.
– Эти никак не попадают ни в криминальные разборки, ни в теракты, – сказал Бакшеев сам себе.
Вытертые ступени, винтом уходившие в подземелье, они нашли под парадной лестницей. Покружив во тьме, ступени вывели их на свет, но какой-то не совсем божий. С чётким серным духом и почему-то угольным смрадом кочегарки, на самом деле давно газифицированной.
– Это даже не моё коммунальное детство, – хмыкнул капитан Бакшеев, замерев на пороге коридора. – Это «юность Максима» какая-то.