Алевтина замолчала в глубоком огорчении, машинально помешивая густеющий гороховый суп деревянной ложкой.
Бажена помнила ту перебранку. Она, четырнадцатилетняя, сидела тогда в коридоре под мутными окнами остеклённого кабинета, полностью поглощенная приятным ощущением, что за неё кто-то заступается.
– Мам, я читала про сколиоз. Уже доказали, что он не появиться, если носить сумку на одном плече, сидеть криво на стуле и не заниматься спортом. Кроме того, сам он не пройдет, если просто поплавать в бассейне.
Алевтина протянула ей ложку с супом для пробы на соль:
– А чего тогда ему надо-то? Может по наследству передается? У тётки Любы доча тоже кривая, хотя носила доску на спине чуть не до самого замужества.
– Говорят, сколиоз развивается во время резких скачков роста. Есть даже совсем смешные версии, типа виновато нарушение зрения и даже неправильный прикус.
– Ну, хоть с зубами и глазами у тебя всё в порядке, – Алевтина почти улыбнулась краешками губ.
Когда Бажена протянула матери большую купюру (это на продукты), выудив заначку из футляра телефона, Алевтина деньги не взяла. Сказала спокойно, без сомнений:
– Тебе нужней. Обнови себе тенниски на лето.
Бажена категорично засунула деньги в карман её халата:
– Не последние.
– Ладно, – Алевтина огладила деньги через хлопок ткани. – Тогда возьму хороших конфет. Ты же помнишь, что скоро поминки?
Бажена помнила. Они с матерью обе осиротели, когда десять лет назад умерла баба Шура.
Наутро Бажена пыталась сделать так, чтобы её красота глядела не только из души. Достала крапчато-синее платье, которое не носила по причине непрактичности. Надела его, сняла, снова надела. В очередной раз пожалела, что фигурой пошла не в поджарую Алевтину, а в неродную по крови бабу Шуру. В себе ей нравились только глаза. Частые похвалы убедили Бажену в редкости доставшегося медового колера.
Всякий раз она боялась идти на группу. Бажене казалось, что она снова почувствует себя лишней. Беспокоилась, что внутри неё мало света, и эту нехватку обязательно заметят. Однако стоило ей переступить порог кабинета, как свет внутри включался сам. Бажена садилась в круг, созданный стульями, и внутри этого круга ей было хорошо.
Традиционно приходилось минут пятнадцать ждать Федоровских. За это время Смола и Марго успевали незлобно поругаться или объединенными усилиями достать Мирона. Смола цеплялся без всякого повода, Марго же критиковала логиста за галстуки. В этом она была не права. Известно, что в комнате, заполненной людьми в футболках, человек в костюме обычно самая важная персона. Мирон, как бы ни был одет, в их группе выделялся по другому признаку. Ему все симпатизировали. Когда смеялись над шутками Серёги или Смолы, смотрели на Мирона.