– Тогда за дело. Но прежде чем ты подойдешь, я должен сказать медведю слово, идущее от сердца. Думаю, это мне удастся и без помощи волшебной свирели, ведь я – гном!
Гилл сделал шаг, потом еще – у медведя шерсть на загривке поднялась дыбом – и в этот момент он что-то произнес громко и внятно. Слово для мальчика было незнакомо, а вот зверь на мгновение замер, а затем завыл, но не дико и страшно как прежде, а протяжно, будто рассказывая о своей беде…
Улучив момент, Айхи в два приема острием меча разжал капкан и освободил лапу медведя. Тот сел на зад, и продолжал завороженно смотреть на гнома, потом протянул ему раненую лапу.
– Ну и ну, ты себя не жалел, – с сочувствием произнес Гилл. – Видать, тянул ее, что было сил. – Покачал головой, вынул из-за пазухи бутылочку с бальзамом, тщательно смазал рану и перевязал лапу своим шарфом. – Вернешь, когда заживет…
Медведь что-то прорычал на прощание и вприпрыжку на трех лапах скрылся в чаще.
Айхи только и успел, что по-свойски взмахнуть рукой – мол, пока, до новой встречи!
Дорога к переправе и переход на другой берег, не составили большого труда. Но когда костер разгорелся, потрескивая хвоей, а котелок с кашей уже закипел, обещая скорый обед, путники, расположившиеся у огня, в полной мере ощутили, сколько сил было затрачено в начале пути.
Айхи сидел, вытянув ноги поближе к огню, и глядел на воду. Река в этом месте была неглубокая, течение быстрое, и мальчик невольно сравнивал ее бег с быстротечностью времени и жизни. Он снова вспомнил встречу с медведем. Дикий звериный рев. Рев нежелания смерти.
– Гилл, я давно хочу спросить, что такое смерть?
– Смерть? А сам ты, что об этом думаешь?
– Раньше как-то всерьез не задумывался. Конечно, слышал о том, что люди умирают, видел, как на охоте убивают зверя и птицу… был на похоронах дедушки, когда мне исполнилось семь лет. Смерть мне представляется долгим-предолгим сном, покоем, отсутствием тревог, слез, наказаний всего, что называют горем, злом, несправедливостью.
В то же время я чувствую, а сейчас особенно, что смерть это обман. Нельзя поддаваться ее зову, ее чарам
– даже зверь не желает ее прихода, все живое на земле противится ей.
– …Ты знаешь главное, – после долгой паузы заговорил гном. – Смерть – обманщица. Она служанка Тьмы, которая не желает жизни, так как жизнь своим светом уничтожает ее, обращает в нечто определенное с названием. Тогда как величие Тьмы в ее таинственности – в неопределенности – когда она есть, и в то же время ее нет. То, что я сказал, тебе понятно?