18
Автор тоже никак ничего не меняет во всех тех приводимых им подчас довольно-то пространных цитатах, хотя иногда бывает более чем легкодоступно; цитируемое настолько исказить одним хитроумным, весьма урезанным цитированием, да и весьма острословно и тенденциозно же едко и размашисто его, сколь затем беззастенчиво комментируя, что то и уму нисколько непостижимо.
И уж все, что для чего-либо подобного и надо было бы вообще, собственно, разом еще незамедлительно сходу ведь сотворить, так это разве что совсем на редкость безоговорочно чуть ли не зубами фактически сходу вырвать нужный кусок из его достаточно как есть необычайно пространного контекста.
Ленин именно подобным образом всегда и поступал – вот что пишет об этой его манере Марк Алданов в его книге «Самоубийство».
«Старик отстал заграницей от русской жизни, и ударился чуть ли не в анархизм, в бланкизм, в бакунизм, во "вспышкопускательство". Приводили цитаты из Маркса.
Он отвечал другими цитатами. Сам, как и прежде, по собственному его выражению, "советовался с Марксом", т. е. его перечитывал. Неподходящих цитат старался не замечать, брал подходящие, – можно было найти любые. Маркс явно советовал устроить вооруженное восстание и вообще с ним во всем соглашался. Но и независимо от этого Ленин всем своим существом чувствовал, что другого такого случая не будет».
19
А случай тот ему представился исключительно так только потому, что слишком много восторженных духом людей жило в той еще прежней дореволюционной России.
И это как раз они лет еще так за 70 до той самой первой революции на всю ивановскую до чего топорно и несусветно несли всяческую бестолково разнузданную крамолу о некоей другой более светлой и веселой жизни в земном, а не том совершенно уж напрасно наобещанном попами небесном раю.
Вот, пусть только во имя того всамделишно еще воцарится на всей земле тот самый искрометно ведь победивший все старое зло донельзя и вправду отчаянно свободолюбивый либерализм.
При Николае Первом никто не говорил об этом довольно-таки открыто (вслух), и обо всем этом явно старались никак не писать даже вот и в личной переписке самым близким друзьям, но зато суровым шепотком промеж собой все это непременно тогда доводилось до самого пристального внимания.
Времена те были нисколько совсем пока не сталинские, и максимум могли на хорошую должность кое-кого попросту не назначить, раз тот человек, мол, по слухам и доносам не слишком благонадежен по всем тем своим тщательно им на людях скрываемым политическим убеждениям.