Я не видела в Елене слабую женщину. Даже сейчас, когда она сидит, прижавшись к стене, отчаявшись и опустив руки, она не выглядит жалко. Я уверена, в этой женщине есть силы побороть себя и сделать, казалось бы, невозможное. Просто сейчас она этого не видит – а может, и не хочет видеть. Мне так надоело это жалкое зрелище, когда люди покоряются обстоятельствам, когда они закрываются от самих себя и делают вид, что все хорошо. Я с детства поняла, что мы марионетки, с нами могут сделать все что захотят, а мы не имеем права не подчиниться. Из года в год мы живем в страхе, загнанные в угол. Мы не знаем, что нас ждет дальше, но мы убеждены, что ничего хорошего. Рано или поздно мы будем наказаны за свои грехи, вот только мы абсолютно безгрешны.
Нам не долго пришлось сидеть в тишине погруженными каждая в свои мысли. Двери отворились с таким шумом, что я невольно вздрогнула. В дом вбежала девушка с бледным лицом и красными глазами. Она металась из стороны в сторону, не замечая ничего на своем пути.
– Почему? – кричала она так, что по моему телу бежали мурашки. – Почему ты сидишь? Почему ты ничего не делаешь?
Она направилась в сторону открытого шкафа и стала переворачивать все его содержимое. О стену бились еще не тронутые бутылки, брызги разлетались в разные стороны. Стекло некоторых сосудов было прочнее и могло выдержать столкновение с препятствием – от этого они с тяжелым стуком бились об пол. Звук разлетавшегося стекла и тяжелых ударов сливался с душераздирающими воплями Мэри. Слушать это было невозможно. Я бросила осторожный взгляд в сторону Елены: она молча сидела в том же положении, не обращая внимания на происходящее. Будто ничего этого нет. Будто девочка, которую она растила столько лет, не сходит с ума и не разрывается от болезненных воплей.
Неожиданно для всех Мэри подбежала к Елене, тяжело дыша. В руке ее находилась разбитая бутылка, которой при желании можно было перерезать все что угодно. Она смотрела на Елену взглядом, полным отчаяния, а Елена смотрела на нее в ответ. Это был самый долгий взгляд, за которым мне когда-либо приходилось наблюдать. Я не чувствовала неловкости от своего присутствия. В этот момент мне казалось, что я, напротив, могу предотвратить что-то ужасное, чего быть не должно. Но этого не случилось. В одно мгновение она просто разжала побелевшие пальцы, и холодное оружие выпало из ее рук. Она упала к ногам матери, как ребенок, требующий прощения за свой страшный поступок. Я слышала, как она рыдала. Я видела, как ее хрупкое тело содрогается. Глядя на это, невозможно сдержать эмоций. Елена гладила свое дитя по голове, а из глаз у нее пробивались слезы. Самым тяжелым в этой ситуации для меня был тот факт, что я ничем не могу им помочь. Я просто сижу и смотрю на это, будто способна разделить их боль, будто способна хоть на мгновение унять ее.