Останки Т-34 горели, а то что осталось, выглядело как корявые малиновые борта плавящегося мангала. «Юрка! Старшина!…» – молотом бухнуло в висках. В лицо ему пахнуло страшным жаром, в котором явно угадывался привкус горелого мяса. Красно-малиновое сияние корпуса бронемашины убывало, становясь жемчужно-чёрным, фиолетовым. Корма танка внезапно снова рванула, разбрасывая расплавленный металл дождём серебряных рублей.
Он насилу поднялся. Укрываясь за танком сделал три шага. Ноги подкашивались, но в остальном всё было, вроде бы ничего. «Редькин! Юрок!» – снова бухнуло в голове колоколом. Слева он нащупал языком ещё один зуб, который свисал на кровавой нитке плоти, сунул чёрные пальцы в рот и выдернул кусочек сломанной эмали. Внезапно из-за развороченной кормы танка что-то показалось…Оно рывками шло прямо на майора, но он был слишком потрясён, чтобы двигаться.
Обгоревшее до черноты, сгорбленное, покорёженное существо напоминало обугленный труп. Единственная уцелевшая рука плетью болталась у правого бока.
…и снова Андрей не двинулся с места. Понимал, что должен, но контуженый мозг не мог дать команду ногам.
Это воплощение ужаса, шатаясь, не дойдя четырёх шагов, рухнуло перед ним. Он почувствовал тошнотворно-сладковатую вонь, которая могла идти от сгоревшего в уголь мяса.
Даже за сталинскую премию с целым грузовиком водки в придачу, Андрей ни на шаг не подошёл бы к этой чертовщине. Собственно, сейчас ему меньше всего хотелось водки. Видит Бог, он отдал бы всё на свете за глоток воды, чтобы очистить пересохший рот от грязи. Машинально попятился от обугленного существа – оно не шелохнулось, не встало с земли. Ребяков в душе молил Бога, чтобы оно было мертво. Как вдруг паника снова вгрызлась ему в кишки. Существо приподняло чёрную голову, ноги дёрнулись, слабо расталкивая, растопленную жаром грязь сожжёнными ступнями. Шея, державшая навесу голову, тряслась от дикого напряжения.
Из-за нервного потрясения и обескровленных мышц по плечам майора полз озноб. Потом услышал нечто такое, отчего у него замозжило между зубами. Звук был тихим, невнятным, и сперва подумалось: это, должно быть, с танковых катков сорвалась налипшая грязь. Но вот жуткое блекотание слало громче, отчётливей.
Ребяков затаил дыхание, полынный ком шайбой подкатил к горлу. Тю-у! Он, будто, узнал этот голос…который шёл снизу, из страшной обугленной головы.