– Я тем более.
Виола не стала с ним спорить и обратилась к парню с перевязанной рукой.
– Значит, нет? Интересно, чем же ты так занят в субботу вечером? – с вызовом поинтересовалась она. – Будешь сидеть за компом со своим дружком? Или надумал еще раз порезать себе вены?
Выпалив это, Виола слегка испугалась. Аличе сжала ей руку, давая понять, что нужно остановиться.
Маттиа подумал, что забыл количество крыш и до звонка не успеет пересчитать их заново.
– Я не люблю праздники, – объяснил он.
Виола постаралась рассмеяться, но смех получился какой-то короткий и писклявый: «Хи-хи-хи…»
– Ну и странный же ты тип, – нашлась она. – Праздники все любят. – Осмелев, она даже повертела пальцем у виска. Аличе отпустила ее ладонь и невольно прижала руки к животу.
– Я не люблю праздники, – строго повторил Маттиа. Виола с вызовом посмотрела на него, но он невозмутимо выдержал ее взгляд. Аличе отступила.
Виола хотела было ответить, но тут прозвенел звонок. Маттиа повернулся и решительно зашагал к лестнице, как бы говоря, что для него дискуссия окончена. Денис, как привязанный, поплелся за ним.
За все время, что Соледад Гальенас служила горничной в семье делла Рокка, она допустила лишь одну оплошность. Это произошло четыре года назад, дождливым вечером, когда хозяева ужинали у друзей.
В шкафу у Соледад висела только траурная одежда, и нижнее белье тоже было черное. Она столько раз вспоминала о смерти мужа в результате несчастного случая на работе, что иногда и сама начинала верить в случившееся. Она представляла, как он стоит на лесах, в двадцати метрах над землей, с сигаретой в зубах, как выравнивает цементный раствор для нового ряда кирпичей. Как вдруг спотыкается об оставленный кем-то инструмент или, может, о моток веревки – той самой, которой должен был обвязать себя, но которую презрительно отбросил в сторону, потому что страховка – это для слабаков. Она видела, как он зашатался на деревянном настиле и полетел вниз, не издав ни единого звука. Далее кадр расширялся – черный, машущий руками силуэт человека на фоне светлого неба. Завершалось ее искусственное воспоминание панорамой сверху: распластавшееся на пыльной стройплощадке тело мужа – бездыханное, расплющенное, глаза пока еще открыты, и темное пятно крови, выползающее из-под спины.
Зрелище это вызывало приятное пощипывание где-то между носом и горлом и если немного затягивалось, то ей удавалось выжать несколько слезинок, но уже из жалости к самой себе.