Вскоре помещения, примыкающие к залу, были забиты толпой. В воздухе повис затхлый запах мокрой одежды, слышалась ругань, на которую не скупились собравшиеся. Атмосфера была прямо-таки пропитана взаимной ненавистью.
– А! И ты сюда приперся! А вот я помню твою статью, в которой ты последними словами поносил бомбардировку Югославии!
– Ничего я не поносил! Я только выражал сомнение в эффективности этой меры. Я утверждал, что надо действовать решительнее. А вот ты в две тысячи пятом ездил в Киев и работал на Януковича!
– А ты заявлял в интервью, что Березовскому самое место в тюрьме!
– А кто Южную Осетию и Абхазию поддерживал? Скажешь, не ты? Продался за абхазские мандарины! И ты-то будешь себя называть либералом?.. Ты ж просто русский фашист!
В другом углу шел и вовсе непонятный базар насчет каких-то грантов, которые исчезли в неизвестном направлении. Собственно, споры о том, кто у кого и сколько украл, слышались чаще всего. Слово «доллар» все произносили с придыханием. Было понятно, что именно он является главным предметом их любви.
Хуже всего приходилось девушкам из отдела пропаганды, которые регистрировали новоприбывших. Считалось, что они знают русский, но знали они его довольно паршиво. С другой стороны, что ведь от них требовалось? Протянуть человеку анкету, в которой он должен был указать свое имя, кого он представляет (если кого-то представляет) и чем может быть полезен. Ага! Как бы не так! Все оказалось далеко не так просто. Чуть ли не каждый подходивший к стойке наваливался на нее грудью и начинал хриплым шепотом рассказывать о своих заслугах на ниве борьбы за демократию, не забывая полить грязью оппонентов… Несколько раз этот «оппонент» с жутким криком вываливался из толпы и бросался с опровержениями. Иногда спорившие сцеплялись – да так, что дюжие солдаты морской пехоты, следившие за порядком, с трудом могли расцепить драчунов.
* * *
Наконец всех пригласили в зал. Собравшаяся общественность ринулась толпой, пихая друг друга, спеша занять места поближе. Генерал Адамс, выйдя на трибуну, оглядел сборище, и было заметно, что он находится в некотором смятении, ему вообще-то не свойственном. Видимо, демократическую общественность он представлял себе как-то не так. Тем более собравшиеся встретили его бурными аплодисментами, переходящими в овацию. Генерал Адамс был все-таки военным, а не звездой шоу-бизнеса, поэтому он слегка обалдел.