На этом пятачке у него был целый спортивный уголок. Штанга из лома с насаженными на концы парусиновыми торбами, набитыми влажным песком. В сухую погоду он их неизменно поливает водой, дабы сохранить прежний вес. Надо бы, кстати, увеличить. Наклонная доска для того, чтобы качать пресс. Пара пудовых гирь.
Ему только четырнадцать, но вымахал в отца, косая сажень в плечах. Ну и развивает физическую форму без дураков. Вот как только до него дошло два года назад, что чуда не случится, так и принялся за совершенствование физической формы. Без нее никуда, а тратить на это драгоценные очки надбавок – глупость несусветная. Если есть возможность заплатить одним лишь трудом да бочкой пота, так отчего бы не воспользоваться халявой.
До посвящения, или, как его называли люди образованные и Григорий в частности, инициации, осталось всего ничего. Но тут дело такое, что каждый день на счету. И если есть возможность, то лучше уж ею воспользоваться, коль скоро пошел по этому пути.
Несколько подходов к снарядам в различной вариации, и он переместился на небольшой настил из струганых досок – не хватало еще занозу посадить. Занимался Григорий и в дождь, и в грязь, и в лютый мороз. Здесь он делал растяжку, раскладывая свое тело так, как прописано в книжке о гимнастике. Ее и руководство по приемам борьбы без оружия он приобрел позапрошлой зимой на ярмарке.
Покончив с растяжкой, отдал должное мешку, набитому все тем же песком. Молотил он его, не жалея ни рук, ни ног, при этом четко следя за тем, чтобы выходило в точности, как в той книжонке прописано. Прежние-то приемы уже отработаны до автомата, но он второй день осваивает три новых. А от того, насколько ты их правильно поставишь, зависит и то, как ты их станешь использовать в деле. Ну и старые приемы повторил.
После мешка с песком пришел черед длинного, набитого опилками. На нем он отрабатывал приемы борьбы. И снова без дураков, отдаваясь целиком и без остатка. Извалялся в пыли, потому как на этом месте повытоптал всю траву. В результате стал чумазым, как черт.
– И не надоело тебе, Гришка, ерундой маяться, – покачав головой и пыхнув табачным дымом, произнес дюжий высокий мужик.
Час ранний. Только шесть утра. На верфь ему к семи. Так что время есть и для первой утренней самокрутки, и для плотного завтрака, и для короткого разговора со старшим сыном.