– А вот такие изречения у нас награждаются большим призом – одиночной камерой в подвалах Крепости. Не веришь? Попробуй высказать эту светлую мысль охраннику. Или просто члену Лиги. У нас взгляд на вещи может быть только один. И естественно, это взгляд Изия. Думай, как я. А я думаю, что бога нет. Тут, между прочим, железная логика – зачем одному народу два бога?
Они дошли до башни, показали охраннику с офицерскими нашивками свои квадратики и, пройдя между толстых коротких колонн – башня, как некое необычное с виду насекомое, опиралась на четыре ряда круглых ножек-опор – оказались на площади. Огромное пространство, ограниченное длинными, похожими на казармы, однотипными зданиями, было заполнено людьми почти наполовину. Дана поразила необычная для такого скопления людей тишина. Все разговоры велись вполголоса, никаких признаков оживления, никакого движения. Серую толпу расцвечивали только маленькие зеленые флажки.
– А почему зеленый? – спросила Ника.
– По древним верованиям зеленый цвет символизирует будущее, поэтому Рон Лев выбрал его цветом своего знамени.
– Я до сих пор толком не поняла, кто такой Рон Лев, – сказала Ника смущенно. – Просветил бы ты нас, что ли?
Поэт меланхолично улыбнулся.
– Это не так просто. Нет, формальная сторона, конечно, известна всем. Я имею в виду, когда и где он родился, жил, основал Лигу… Он был руководителем и вдохновителем Лиги, возглавил восстание против императора, а потом государство… но это всего лишь газетные сведения, и на них все кончается. Что он думал делать дальше, каким он представлял будущее Бакнии? Все покрыто мраком. Изий утверждает, что выполняет предначертания Рона, но поди проверь его. Никаких документов, никаких свидетельств… Никаких свидетелей – Изий позаботился о том, чтобы убрать их. Бумаги Рона пропали – но так утверждает тот же Изий. Везде Изий, всегда Изий, Изий, Изий…
Словно услышав его, толпа начала скандировать:
– И-зий, И-зий, И-зий!
На небольшой трибуне, воздвигнутой перед одним из окружавших площадь зданий, возникла невысокая коренастая фигура в сером. Площадь разразилась неистовыми рукоплесканиями, криками восторга. «Да здравствует!.. Многая лета!.. Слава, слава!» – люди надрывались, орали самозабвенно, до хрипоты, отбивали ладоши, топали ногами. На трибуну стали выходить другие. Последним появился и стал в глубине Маран. Он не был похож на человека, упивающегося восторгами толпы, напротив, он смотрел поверх голов с отсутствующим выражением, а рот его кривился в презрительной усмешке.