Рамана Махарши: через три смерти - страница 2

Шрифт
Интервал


Глава 1

Линии земной судьбы на чистой ладони

Когда мы пытаемся представить духовный путь, нас интересуют повороты судьбы, а «прямой путь к себе», как нередко называют жизнь Раманы Махарши, утомляет своей монотонностью. Историю его внутренних странствий лучше несколько раз пересмотреть в целом, чем разворачивать перед взором постепенно, теряя из виду перспективу. Так мы и поступим: только трижды менялось отношение Махарши к самому себе, а вместе с тем вокруг него складывалось новое окружение. Сначала непременно нужно отметить эти рубежи. Когда же нам станут ясны ключевые моменты его самоопределения, мы сможем бесконечно «пересказывать» историю его воплощения снова и снова, смещая внимание на различные грани его внешней жизни. Так было всегда: Махарши оставался недвижен, приводя в движение мысли и чувства окружавших его людей. Принимая его жизнь в целом, но переживая и переосмысляя ее, мы лишь следуем сложившейся традиции…

Три мнимых смерти:

повороты в странствии

Всякому, кто слышал о Махарши, известно о его первом переживании смерти, которое привело к просветлению и стало поворотным событием в судьбе семнадцатилетнего юноши, рожденного в обычной индуистской семье в Южной Индии. Однако даже немногие исследователи отмечают его второе переживание смерти, которое произошло уже после двадцати лет пещерной жизни и было намного более глубоким и важным. Именно после него Махарши прервал молчание и стал отвечать внешнему миру, исповедуя свой опыт, а иначе люди никогда не узнали бы о его внутренней жизни и не восприняли бы его учение.

Махарши мог уйти из жизни в полном молчании, подобно многим индийским подвижникам, реализовавшимся «для себя» и бесследно покинувшим Землю, бывшую для них временным пристанищем. Но у Махарши была иная миссия, и именно в период после второго переживания смерти он показал людям, как можно продолжать воплощенное существование, уже будучи реализованной личностью, слившейся с Высшей Самостью. И, наконец, ценность для человечества его третьего переживания смерти – ухода в махасамадхи – состояла в его бесконечном милосердии. Ведь за видимостью кончины от рака просвещенному взору открывалось зрелище, по духовной мощи не уступавшее Голгофе – добровольное принятие на себя «грехов мира сего», или его «кармы».