А миру тоже не было до Виктора
Александровича никакого дела. Внезапно подорожавшее продовольствие
поставило на грань выживания огромные районы планеты. И если в
относительно благополучные годы мировое сообщество как-то помогало,
то в этот раз все были заняты набиванием собственных закромов, и
судьба далеких народов уже не волновала никого. Всеобщие демократы
призывали Россию и Китай помочь продовольствием голодающим районам,
сами при этом, отправив туда лишь один самолет, который, не садясь,
сбросил груз на парашютах и удалился с максимально возможной
скоростью.
И огромные толпы африканцев, не
получившие привычной дани, сами решили взять свое.
На границах ЮАР, Египта и нескольких
относительно благополучных стран закипели бои. Сначала просто
стреляли, а когда в бой пошли многотысячные толпы вооруженных
людей, в ход пошла тяжелая артиллерия, и системы залпового
огня.
Как всегда, бойню в прямом эфире
транслировали многочисленные телеканалы, и те, до кого африканцы не
могли дотянуться по географическим причинам, требовали от остальных
прекратить уничтожение мирного населения и прочие глупости.
Виктор Александрович проснулся, когда
старые изношенные ходики, висевшие над холодильником Бирюса,
пробили полночь. Он вдруг с совершенной ясностью понял, что всё.
Теперь уже точно, всё. Не тогда, когда его группу зажали на болоте
немецкие егеря, и не тогда, когда он, встал во весь рост, под огнем
поднимая все, что осталось от полка в последнюю атаку. И не тогда,
в девяностых, когда ввязался в драку, отбивая от малолетних
подонков, незнакомую девчушку, а именно сейчас.
Он кряхтя сел, разогнулся, тяжело
прошаркав дошел до ванной, и включил воду. Руки что обычно мелко
подрагивали стали вдруг неожиданно твердыми словно сталь, и он
вышелкнув трофейную золингеновскую бритву ровными движениями снял
трехдневную щетину. Проверив ладонью гладкость бритья, смочил лицо
водкой, и забравшись в ванную стал принимать душ.
Когда волна чудовищного землетрясения
грохнувшего на территории США, докатилась до России, старый дом,
построенный еще до диалектического материализма, тряхнуло совсем
немного. С потолка коротко сыпануло штукатуркой, негодующе звякнули
чашки в буфете, да с бумажным шелестом с тумбочки упала на пол
пачка нитроглицерина.
Чуть покачнувшись Виктор
Александрович, оперся рукой о стену, и продолжил мыться. Он не
слышал и не мог слышать, как великолепные высотные корпуса элитных
жилых комплексов, сверкающие тонированным стеклом, начали
рассыпаться словно карточные домики, хороня под своими обломками
успешных, богатых и креативных, в секунду ровняя их с ненавидимым
ими «быдлом».