За ареем толпились испуганные воспитанницы и привратник, вооруженный колченогим табуретом. За ними кучковались наставницы. На безопасном расстоянии блестела глазами мистрис Божена, и постукивала кончиком хлыста по голенищу сапог Гарпия.
Появление Ксени с распущенными волосами и в длинной, до пят, рубашке на фоне освещенного проема двери произвело эффект взрыва: послушницы завизжали, Аристарх завыл, привратник бросил табурет и дал деру, а наставницы истово замахали руками, осеняя себя божественным полусолнцем.
Ксеня застыла. Толпа тоже.
– Я извиняюсь, конечно, но что это вы все тут делаете? – изумилась девушка. – И кто тут, простите, мертвяк? – и осмотрелась заинтересованно.
– Ты мертвяк и есть! Нежить восставшая…
– Я? – поперхнулась Ксеня и уточнила с искренним участием: – Учитель, вы с ума сошли?
Все как по команде воззрились на Аристарха. С вытянутыми руками, всклокоченной бороденкой и вытаращенными глазами он так точно соответствовал образу скаженного, что Божена не выдержала, хмыкнула. Вслед за ней смешки раздались в тесных рядах послушниц.
– Уме-е-ертвие!– завыл Аристарх не совсем уверенно, особенно напирая на букву «е». Сходство с козликом стало абсолютным.
Кто-то уже откровенно захихикал.
Резкий властный голос остудил всех, как ушат ледяной воды, вылитой за шиворот.
– Будьте добры объяснить, что здесь происходит!
Мы в едином порыве вытянулись в струночку. Ксеня посторонилась, пропуская в каморку высокую и прекрасную в своей ледяной красоте женщину, урожденную графиню, мать-настоятельницу нашего приюта, Селению Аралтис Гриночерсскую.
В нашем приюте сейчас проживали около сорока воспитанниц. От самых маленьких, пятилетних, до выпускниц. И восемь наставников: семь женщин и Аристарх.
И все мы, как один, испытывали благоговение, переходящее в священный трепет, перед нашей матерью-настоятельницей.
Леди Селения необычайно красива. Высокая, светловолосая, с прозрачными зелеными глазами, похожими на драгоценные изумруды или глубокие воды лесного озера. Кожа ее светла, как снег, брови прочерчены так красиво и тонко, словно их нарисовал художник, губы яркие. И хоть красота ее похожа на красоту острой льдинки, оторваться от созерцания ее невозможно.
Мы одинаково сильно восхищались ею и боялись ее.
– Я жду, – чуть удивленно осмотрев нас, поторопила она.