В трапезной царило взбудораженное возбуждение. В жизни приютских не так часто случается что-то интересное, и произошедшее с Рогнедой обсуждалось смачно, с придыханием и испуганными вскриками. Даже выступление Божены, запретившей об этом говорить и списавшей все на «переутомление от излишнего рвения на ниве учебы и благочестия», не возымело должного действия. Да и сама Божена, непривычно растерянная и вздрагивающая, еще больше распалила наши страхи и домыслы.
Я взяла у дневальщицы миску с грибной похлебкой и присела за дальним столом. Послушницы меня сторонились, поглядывали с опаской. Вроде бы и сказано всем, что нет никакой гнили, а все равно страшно. Да и я свою компанию никому не навязывала, сидела тихонько в уголке и хлебала жидкий суп, заедая сухарем.
За соседним столом расположились младшие девочки, лет по десять-двенадцать. Они сидели, как и я, обособленно и шептались, склонив головы. Я поневоле прислушалась.
– Надо сказать, – говорила курносая заплаканная девчушка. – Надо сказать мистрис Божене!
– Глупая, нельзя никому говорить!– жарко возражала другая, испуганно озираясь. – Ты же слышала, что сказала мистрис, этой выпускнице все почудилось! И если мы расскажем, нас назовут лгуньями! А ты помнишь, как наказывают врушек? Хочешь, чтобы нас опять посадили в подвал, к крысам?
– Ой, нет! – курносая захлюпала носом, перепугавшись. – Но ведь нам не показалось, Рокси! Мы ведь с ней разговаривали! И даже два раза! Ничего нам не привиделось!
– Никто не поверит, сестричка! Никто нам не поверит, только хуже себе сделаем. Видела, какие наставницы лютые? Мистрис Бронегода на уроке чистописания без разбору по пальцам хлестала и на горох ставила, как с цепи сорвалась. А Загляда заставила все «наставление отрокам от святого старца Димитрова» к утру выучить, а там букв… за седмицу бы управиться! А кто не сможет, того грозится в «зачарованную» часовню отправить, от вороньего помета ступени мыть, а все знают, что там неупокоенные духи шалят! Вон, видишь, выпускница за нами сидит, седая вся, это она в той часовне ночь просидела, в наказание за ослушание! Хочешь такой же стать?
Я хмыкнула в кулак. Да уж, не знала, что мною детей пугают.
– Но мы с ней разговаривали… – тоскливо проскулила курносая. – Может, она еще к нам придет? Я по ней так скучаю, по нашей Лане…