– А я ничего и не боюсь, сейчас можно и на смерть идти, не страшно, – каким-то чужим голосом ответила Фекла.
– Кинь такое говорить, у тебя дома дети, – на том и закончился их разговор.
Еще дня три Фекла была сама не своя, они с Марфой продолжали возить корзины с ягодами и все высматривали пана Юзефа, а тот не появлялся, потом кто-то сказал, что пан отъехал и будет недели через две, а точно он появляется на Спас. «Уже ж старая я баба, что мне надо, а ты поглядь, как прихватило, опять сладости внутри захотелось». Это Марфа не могла рассказать никому, молчала об этом и на исповеди.
Захар и Прокоп к Пасхе с заработков не вернулись. На всенощной всей семьей были в церкви. После Пасхи установилась теплая погода, текли ручьи, быстро на высоких местах подсыхало. Односельчане потянулись на улицу, больше всего теплу были рады дети. Весело и шумно проходила пасхальная неделя. Улыбчивыми была Василиса и Фекла, Акулина больше времени проводила со своим суженым. В хате царили лад и спокойствие, только баба Марфа ворчала на Игната. Марина тоже повеселела, часто был слышен ее звонкий смех, они с Пилипком участвовали в играх и приходили домой радостные и возбужденные. В тот вечер они пришли, когда в хате уже спали. Марина быстро согрелась на печи и вскоре уснула. Сквозь сон слышала, как рядом укладывается Пилипок. Ей снилось, что идут они с бабой Марфой мимо панской усадьбы, солнце яркое, а позади туча черная надвигается, заспешили они к хатке, что возле леса, а там матушка Пелагея стоит и машет рукой. Спешат, а туча уже солнце закрыла, и удар грома и раскаты слышны. Матушка Пелагея недалеко, падают первые капли дождя, и вдруг вспышка ярче молнии. Марина открыла глаза – и снова вспышка. Марина схватилась, села у стены и прижала колени к груди. Тело пылало и дрожало. Рядом присел Пилипок и зашептал:
– Что с тобой?
В хате было тихо, все спали. Марине стало холодно, она легла и накрылась мешковиной, прижала колени к груди, возвращалось тепло, дрожь в теле утихла.
– Пилипок, меня ждет матушка Пелагея, – прошептал она, и у нее потекли слезы.
Марина ушла к Пелагее на следующий день после той ночи. О своем уходе она сказала только бабе Марфе. Та собрала ее и вывела за село.
– Иди, побудь у матушки. Не будет тебе жизни в нашей семье, чужая ты в ней. Течет у тебя панская кровь, только никому об этом не говори, против тебя это будет, да и на нашу семью позор ляжет.