Уже вернулся со своей командой Степан, сдали под расписку коров. Деревня жила в ожидании чего-то. Люди стали меньше встречаться друг с другом, принесли две похоронки, пополз слух, что несколько призванных ранее в военкомат вернулись с фронта домой и теперь прячутся по чердакам. Но надо было жить, заниматься сеноуборкой да и домашние огороды обрабатывать, а подвод в колхоз осталось совсем ничего, да и председатель меньше стал направлять людей на колхозные работы. Оставался неубранным сенокос, пошли разговоры среди сельчан, что и незачем так много сена: коров и лошадей нет, угнали. Степан, на другой день как вернулся, зашел к Алесе и просил ее отпустить с собой Змитрока в делянку, чтобы сложить сено.
Прошло всего-то недели две с того дня, как Степан шел косить траву в делянку. А вон сколько произошло за это время. Даже представить страшно, одна война чего стоит. И кто мог подумать, что все так повернется. А жить надо, и как оно будет дальше, одному богу ведомо. Степан с Змитроком вышли рано, думки и настроение на этот раз отличались от обычных, да еще в душе появилась тревога, которая заставляла замолкать, ускорять шаг, а порой оглядываться. Чего там оглядываться? А ин само заставляет, может, страх? Был страх того неизвестного, что нависало каждый день и загоняло тревогу дальше и дальше в сердце. Степан уже видел убитых на дорогах, видел немецкие самолеты, разбомбленные дома, видел смерть и горе. Услышал слово «эвакуация», сразу и не выговоришь: люди с небольшим скарбом кто на чем и как шли, ехали на восток, многие с малыми детьми, им помогали чем могли. У них в окрестности еще, казалось, было тихо, но что-то копилось вокруг и должно было скоро прорвать. Беда – она для всех беда. Судьбы людские переплелись, зацепились одна за другую, в одном месте ухнуло, а в другом откликнулось: другим событием, бедой или радостью. Власть незримо, казалось, оставляла людей одних в их беде и горе.
Незаметно они подошли к колодцу, солнце только выглянуло над вершинами сосен, и сильной жары пока не было. Змитрок, пока Степан пил воду возле сруба, отдыхал, он чувствовал, что дед не настроен на разговоры, и думал свои детские думы, как бы он пошел на фронт и воевал с этими фашистами, и побил бы многих, и стал героем, он летал бы на самолете, стрелял из пушек. С мыслями о пушках появлялся образ отца, детское сердце сжималось, и возникали слова «где ты папа», и тут же возникал ответ: он точно воюет, и скоро они победят этих фашистов. Тихий голос деда прервал восхищенные картины побед Змитрока: