Заир приказал стражам отпереть решётку. Зная доверие к нему владыки, те беспрекословно подчинились. Держа палаши наизготовку, чтобы никто из пленных не рискнул напасть, они пропустили на волю Пьера.
Визирь показал ему следовать за собой, и тот решил, что настал час его казни. Оглянувшись, он увидел, что собратья провожают его последним взглядом, тоже считая, что он стал первым из них.
Остатки его сомнений испарились, когда в это же время стражи открыли камеру с двумя тамплиерами и с грубой шуткой про плаху вытолкнули их наружу. Некоторое время он слышал за спиной звон их кандалов, но недолго – вслед за визирем он поднялся по лестнице ещё выше, и этот звук отдалился.
Он шагал отяжелевшими ногами. Следом за ним шли двое стражей, и он не собирался делать попыток к бегству, понимая всю их тщетность. Он пытался вспомнить всё, что хотел бы сказать небу, предполагая, что на плахе ему такой возможности не дадут, но мысли метались в беспорядке – он не был готов к такому повороту и даже в темнице ещё надеялся, что всё обойдётся. «Лишь бы её не казнили, лишь бы сумела выбраться…», – быстро в мыслях пролистнув свою жизнь, подумал он о Доминик и остановился: визирь подвёл его к какой-то двери и сделал знак стражам. Те развернулись и ушли, а Заир аль-Хикмет распахнул её и втолкнул Пьера внутрь.
В комнате, склонив голову на нервно сжатые руки, сидела Доминик. Она всё также была в шлеме с полумаской, скрывающей верхнюю часть лица, и глаза её были закрыты. Только губы беззвучно двигались, моля небеса о милости.