Но теперь я была не той Эмили. Да, оставалась такой же худой и бледной, но стала совсем другой. И совершенно не готовой к новой жизни.
Не было сил разбирать сумки, не хотелось даже думать о будущем, так что я легла на кровать прямо в одежде и уставилась в потолок. Сердце билось спокойно и ровно. И это было удивительно, ведь сама я пребывала чуть ли не на грани приступа паники. Странное чувство.
Ты жив, ты спасся, у тебя все хорошо. Но радость почему-то не спешит приходить. Будто все усложнилось. Пока мои сверстники учились, мечтая стать кем-то, я пыталась не умереть. Теперь передо мной открыты все двери, а у меня не хватает духа, чтобы шагнуть в них и вдохнуть полной грудью. Кто я в этом мире? Для чего я здесь? Что делать дальше со своей жизнью?
Вот что предстояло решить в самое ближайшее время.
Новый день начался с приема лекарств. Пузырьки выстроились на тумбочке. Приняв по очереди нужные таблетки и запив их водой, я встала, заставила себя позавтракать и вышла во двор. Мама с волнением наблюдала за мной через окно.
Я знала, что, если дунет ветер, она бросится ко мне с воплем, что я могу простудиться. Если с неба упадет хоть одна капля, она прикажет вернуться в дом, чтобы не промокла. Если к калитке подойдет почтальон, она, не разбирая дороги, кинется ему навстречу – только бы я не сделала лишний шаг. Ведь любой контакт с инфицированными людьми несет в себе смертельный риск, а инфицированным может оказаться любой прохожий, поэтому мне лучше оставаться дома под ее присмотром.
Так я и просидела свой первый день попеременно то в кресле во дворе, то в гостиной. Разговоры с мамой сводились к обсуждению будущих обязательных походов к стоматологу, кардиологу и психологу или вопросов о моем самочувствии. Даже возвращение папы с работы не улучшило ситуацию: мать то и дело клевала его едкими замечаниями на тему, что он заботится обо мне не так, как нужно. Не знает нюансов, которые непременно знал бы, будь он образцовым отцом, который не ставит работу и «свои позорные тайные делишки» выше интересов больной дочери.
Намеки на его неверность, звучащие каждые пять минут, – подколки, претензии, грубости – все это еще больше вгоняло меня в уныние. Семейный ужин, сопровождавшийся беседой (если ругань во время принятия пищи можно так назвать), был окончательно испорчен. Отодвинув тарелку с едой, я встала и ушла в свою комнату. Вряд ли кто-то из родителей заметил, потому что над столом помимо ядовитых словечек уже летали салфетки и самые настоящие молнии.