Пораскинув мозгами, я согласился. Пошёл в политотдел академии, наобещал там комиссарам с три короба, и вскоре таганковцы Наталья Сайко, Иван Дыховичный, Дмитрий Межевич и Леонид Филатов выступили в клубе академии с тематической программой: «Советская и русская поэзия и её влияние на творчество актёра». Конечно, мне хотелось другой программы: «Артисты театра на сцене и в жизни», где выступал Высоцкий. Но дарёному коню ведь в зубы не смотрят. И я не стал заглядывать. За это мероприятие Кислицкий выдал мне десять контрамарок на спектакль «Товарищ, верь!» и пять на «Доброго человека из Сезуана». Ими я и отчитался на заседании бюро в ВТО. И все поняли, что, несмотря на жуткие, драконовские условия, царящие в «любимовской вотчине», старлей Захарчук все же продолжает тихой сапой рыть подходы к горделивой крепости Таганки. И вот тут не было бы счастья, да несчастье мне существенно помогло.
Амбициозному Любимову и не менее деятельному Дупаку со временем стало тесно в старом театральном здании, где зрительный зал имел всего лишь 700 мест. Решено было строить новое. С немалыми потугами руководство театра пробило решение городских властей и документацию на снос почти целого квартала ветхих строений для возведения театрального комплекса. Попутно в Финляндии были заказаны стулья для зрительного зала. Финны, известно, народ аккуратный. В указанный срок они отгрузили в СССР по адресу театра на Таганке несколько сот стульев, сбитых в секции. Но наше строительство очага культуры просто по определению должно было превратиться в долгострой и оно им благополучно стало. Стулья сгрузили в подвал жилого дома. Принадлежал тот подвал какой-то московской фабрике, по-моему, чулочной. Прошло пять лет. Директора фабрики то ли уволили, то ли даже посадили. Новый руководитель начал обходить свои владения. Увидел стулья и обрадовался. Приказал срочно заменить ими старые в фабричном клубе. Дальше случился курьезный диалог, который впоследствии таганковцами живо обсуждался как легенда:
– Извините, товарищ директор, – говорит секретарь парткома предприятия, – но это стулья не наши, а Театра на Таганке.
– А что, разве есть такой театр? По-моему, на Таганке только тюрьма.
– Ну, как же, там еще Высоцкий играет!
– Какой такой Высоцкий?
Короче, подал директор – профан в театральных делах – жалобу в арбитражный суд, и тот постановил: в течение 24 часов стулья из подвала убрать. В противном случае они переходят во владение фабрики. Весь коллектив театра, начиная с Любимова и кончая вахтершей, на служебном входе жутко пригорюнился. Кроме всего прочего, деревяшки те в плюшевой обшивке были оплачены валютой! А это уже попахивало скандалом международным и даже политическим. И тут появляюсь я, весь в зелёной форме, и говорю, как тот мультяшный Карлсон: «Спокойствие, граждане, только спокойствие!»