С фотографии глядел чернокудрый молодец, в белой рубашке, подпоясанной тонким ремешком.
– Фамилия у тебя тогда была Потерушина-Сверяба?
– Была, Ваня.
– Почему же ты ее сменила?
– Нельзя иначе было. Да и поверила я, что он – враг.
– Как же поверила-то? У него же орден за финскую войну был!
– Я беременна тобой была, Ваня. Секретарь райкома вызвал меня и сказал: «Пиши заявление, что отрекаешься».
– И ты написала?
– Уж не осуждаешь ли ты меня, сын?
Иван осуждал, но вслух этого не сказал.
Мать достала из сундука большой конверт. Извлекла из него наклеенную на картон фотографию человека с могучим лбом и бородой по грудь.
– Это князь Кропоткин, – сказала.
– Вижу, что не Карл Маркс, – буркнул Иван.
– Твой дед твоему отцу завещал. Как семейную реликвию.
– Он что, князь-то, родственник нам что ли?
– Нет. Твой прадед был у него проводником в забайкальской экспедиции…
Из тонкой багетной рамки в квартире Железнова глядел на комнатный мир мыслитель. Точно такой же портрет лежал в сундуке у матери…
Со сковородкой в комнату вошел Железнов, глянул на стоявшего перед портретом Ивана.
– Знакомая личность?
– Знакомая.
Письменный стол быстренько превратился в гостевальный.
– С какого боку, если не секр-рет, вы интересуетесь Петром Алексеевичем Кропоткиным? – спросил Железнов, когда выпили по первой.
– Прадед мой был с ним в экспедиции.
– Очень даже интересно! В первой, второй?
Откуда было знать Ивану, в первой или второй?.. Единственное, что он когда-то вычитал, так это то, что Кропоткин-анархист. Почувствовал невольную вину за свое незнание, он вдруг рассказал незнакомому человеку то, что не пожелал открыть даже жене, когда она любопытствовала насчет его родителей. Капитан Железнов слушал Ивана, не перебивая. А когда тот кончил свою нежданную исповедь, произнес:
– Вины матери тут нет. Жизнь виновата. Документ о р-реабилитации вам прислали?
– Степан Герасимович выхлопотал.
– А орден?
– Пропал.
– Носит какой-нибудь мер-рзавец… Ну, а что касается князя…
Он снял со стеллажа три тонкие книжицы. В одной описывалась Сунгарийская экспедиция Кропоткина, в другой – Витимская. Третья представляла собой его доклад русскому географическому обществу.
– Не зачитайте, – предостерег. – Не выношу пир-ратов книжных полок.
Трофейная бутылка пригодилась. Она и разговору придавала настрой. Железнов поинтересовался: