И на утро – о, чудо! – ты уже – не хозяйка приюта для бездомных шарпеев, а всего лишь экстравагантная леди с розовыми тенями над и под глазами. Ей Богу, сегодня я ощущала себя натуральнейшей Синди Кроуфорд, хотя, пожалуй, раньше разрешила бы себе только просыпаться такой, но уж никак не выходить «в свет».
Пытаюсь придумать для Кости достойные доводы, почему мы обязаны назвать сына Мирославом. Пока что в интернете найдены следующие факты: так звали первого польского космонавта, так зовут известного футболиста Мирослава Клозе. Не совсем уверена в силе данных аргументов. Поищу ещё.
Пару дней назад ходили к другу на рок-концерт. Боже мой, как мне теперь реабилитироваться перед ребёнком? Уверена, тайный замысел концерта состоял в том, чтобы раз и навсегда вовлечь в рокерские круги моего сына. И неважно, что он – ещё у меня в животе, мы же знаем, что культура засаживается уже в утробе матери. Всё было невозможно громко, экспрессивно и огалтело. О чём я думала остатками действующего мозга?
Хорошо, что в моей жизни есть скрипка и музыка. Каждый имеет право на отдушину. Именно поэтому случившаяся 31-го октября первая в этом сезоне репетиция нашего чудесного симфонического оркестра принесла столько счастья.
Порадовал Штраус Увертюрой из «Летучей Мыши». Не знаю, порадовали ли в свою очередь мы его? А вот с Малером у нас в этот раз точно не сложилось. Хотя тяжело винить в этом его: те звуки, которые доносились из наших инструментов, не порадовали бы никого. И кстати, я уверена, что Малер-то написал другую музыку, не ту, что мы играли, нашу-то он тоже слышал впервые.
Я всё больше привыкаю к Мирке. Костик всё больше противится. Вариант с польским космонавтом вообще не сработал. Футболиста припасла в качестве тяжёлой артиллерии.
Память периодически отключается, а мозг отказывается признавать и осуществлять свои функции, всё чаще он прикидывается прямой кишкой: тут влетело, а тут уже вылетело. Следить за этим очень забавно, потому как степень тупизны некоторых мыслей и поступков очевидна. Но не для беременных. Поэтому, скорее всего к девятому месяцу мои записи превратятся в ряд простых предложений типа: «Сегодня много гуляла. Я беременна. Иду спать». И это в лучшем случае.
Во мне бьётся два сердца. Это удивительно и непостижимо. Это странно. И это чудесно.