– Это они, степняки, наверное, специально так подгадали – к ночи. Чтобы не мешать никому. Ну, или у них еще какие другие причины были. А так – ни в одну пробку не попали. Хотя, какие тут могут быть пробки? Если только местный президент или губернатор проезжать будет…
Наконец, копыта зацокали чуть по-иному. Павлик опять завертел головой. Как и Каланча, кстати – на своей лошади. Оказалось, что ехали они по каменному мосту. А потом резко повернули налево, и двинулись вдоль высокой и длинной стены, которую сам Павлик видел очень хорошо, а вот Максу приходилось изворачиваться, дергаться как гусенице, чтобы посмотреть на нее. Он, кстати, лишь пару раз так поиздевался над своим организмом. Потом с интересом разглядывал то, что было у него перед глазами. Что, в свою очередь, было недоступно уже Павлику.
Ленка тоже проснулась; зевала и хлопала сонными глазами, не сразу поняв, в каком мире она сейчас находится. А когда поняла, караван уже начал втягиваться в какое-то огороженное пространство, удаляясь от стены, где их до этого внимательно разглядывали стражники, стоящие с копьями у ног; неподвижно, как караул у Могилы Неизвестного солдата.
Наконец, их разгрузили. Паша тут же рухнул на задницу, прямо на щебенку. Сел, одним словом, не в силах пошевелить затекшими руками и ногами. А пришлось – когда его вздернули за шкирку, как и многих других, и заставили брести в какое-то длинное и приземистое здание. Хорошо, на входе руки развязали.
А ранним утром он, вместе со всеми, стоял на площади, опять со связанными руками, и ощущал себя бараном, которого привели на рынок продавать. Так он сам определил свой нынешний статус. Стояли долго, переминаясь с ноги на ногу, и не пытаясь поначалу заговорить – боялись (Павлик, так точно) своих новых хозяев. Да – степняки ночью куда-то исчезли, и теперь вдоль границ открытой площадки ходили звероватого вида мужики с короткими плетьми в руках. Но главным тут был, как понял Морозов, невысокий толстячок с надменным лицом, в котором ярким пятном выделялись роскошные черные усы, явно чем-то смазанные, и блестевшие в лучах уже поднявшегося высоко солнца. А за этим типом шагали, не отставая, два амбала с накачанными, выпиравшими даже сквозь одежды мышцами. Но самой интересной деталью их одеяний были тонкие ремешки на бычьих шеях, которые Павлик почему-то сразу обозвал рабскими. Наверное, потому, что лица у этой пары были какими-то не живыми, без всяких проблесков эмоций.