, посеете для других горе и злобу, пожнете для себя то же горе, ту же злобу сторицею.
Зло, вред и горе неразлучны; если бы все люди понимали, как много вреда они себе делают, стараясь вредить другим, все бы они стали добрыми, чтобы быть счастливыми.
Не всегда человек вредит себе и другим, потому что хочет вредить, гораздо чаще он делает это по глупости. Теперь я бы этого не сказал. Горьким опытом я узнал, что зло происходит не от глупости, а от грехолюбия, по незнанию; вот в эти минуты, когда человек не знает, что добро и что зло, ему нужен совет опытного, знающего, искренне любящего его друга.
Таким другом я и хочу быть для вас, дети. Я-то этого хочу от всей души, но этого недостаточно, надо, чтобы и вы смотрели на меня как на вашего лучшего друга и были со мною вполне откровенны, иначе мне невозможно быть полезным вам, несмотря на все мое желание.
Вы все хорошо знаете нашего Серегу и, конечно, удивляетесь, что вместо того, чтобы говорить о нем, лучшем и по учению, и поведению между всеми вами, я напоминаю о пользе откровенности. Когда же Сергей бывал скрытным?
До сих пор я всегда называл неоткровенным, скрытным того из вас, кто лгал, не признавался в своих дурных поступках; такая откровенность обязательна для всякого честного человека, и наш честный Сергей никогда не был скрытен в этом смысле.
Но есть и другая высшая откровенность, такая откровенность, какой не имеет права требовать от вас всякий встречный.
Когда мы сильно любим и уважаем человека, нам хочется поделиться с ним каждым нашим желанием, каждой нашей мыслью; при каждом затруднении мы рады обратиться к такому человеку за советом; ему нам приятно сказать то, что ни за что не сказали бы никому другому.
Только тот человек и может считаться нашим истинным другом, кому мы дарим такое доверие, перед кем чувствуем потребность открыть всю свою душу. Вот этой-то откровенности я и жду от вас, дети, и буду гордиться ею, когда заслужу ее.
Открыто ли сердце моего Сереги передо мною? Мне иногда кажется, что нет – и страшно становится за него. Смогу ли я его направить на добро и счастие, остеречь от зла и несчастия, если останется закрытым для меня хоть один уголок его мысли, хоть один уголок его желаний.
Иван. То было лет 12 тому назад. Приехал я раз на лето в Ямполь; показалось мне, что уж очень я далекий, чужой для всего Ямполя; захотелось мне стать ближе хоть к одной ямпольской семье. Вот и сказал я обоим священникам, что окрещу первого ребенка, какой родится в наибеднейшей семье одного из двух приходов. Бедных семей в Ямполе много. Не прошло и двух дней, как пришел ко мне с письмом от отца Николая отставной солдат Яков Лукьяненко-Дробязка.