– Будет весело, – пробормотала Флинн, заходя в купе. Внезапно на неё навалилась такая усталость, словно Кёрли вместе с надеждой на кровать-чердак забрал у неё и всю энергию.
Она без всякого интереса рассматривала чистый письменный стол кондукторши с лежащими на нём громадным атласом и оточенными карандашами. Комната выглядела поразительно нежилой: никаких фотографий, никаких безделушек. Всё казалось новым и стерильным.
Флинн надеялась, что днём мадам Флорет в своём купе не покажется. Закрыв дверь, она свернулась на кровати клубком, как кошка. Отдельные голоса и шаги в коридоре звучали приглушённо, как перестук колёс под вагоном. Каждые несколько секунд Флинн слышала их «па-дам» на стыках рельс.
Она чувствовала себя одинокой. Фёдор весь день работал, а больше никого в поезде она не знала достаточно хорошо для того, чтобы вместе проводить время. Она мечтала найти кого-то, кому сможет доверять, чтобы расспросить о Йонте.
Почему он ей ещё не встретился? Ведь он бы первым заинтересовался безбилетным пассажиром из Брошенпустеля.
«Смелей вперёд, ничего не страшись!» – пробормотала Флинн.
Два стыка рельс спустя она уже спала.
Через несколько часов и какое-то количество километров Флинн проснулась с ощущением, что она дома. Сладко зевнув, она повернулась на другой бок и натянула одеяло на голову. В нос ударил хорошо знакомый запах – смесь корицы, сена и карамели, – напомнивший Флинн о бесконечных летних днях в Брошенпустеле и о том, как солнце запутывалось в волосах, когда ветер трепал её по голове.
Через несколько секунд Флинн поняла, что это ощущение ей не приснилось. Ощущение, что рядом…
«Йонте!» – Флинн рывком выпрямилась в постели. И зажмурилась.
Сверкающие лучи заходящего солнца, подрагивая, проникали через окно в купе и заливали его огненно-оранжевым светом. Приставив к глазам руку козырьком, Флинн осмотрелась в маленьком купе.
Она была одна.
В комнате стояла тишина, и всё выглядело без изменений. Карандаши лежали рядом с атласом в том же порядке, как и несколько часов назад, когда Флинн заснула. Старомодный будильник на ночном столике мадам Флорет показывал, что наступило время ужина.
Флинн ощущала на языке вкус собственного сердцебиения. Это был вкус потрясения, страха, смятения.
«Йонте не было здесь, – пыталась она убедить саму себя, –