То, что это и есть нужное место, стало
понятно сразу, как и то, зачем Игорь их позвал именно сюда. Он с
торжественным видом прикоснулся к внешней стене галереи, после чего
она, повинуясь мысленному приказу, исчезла, став гигантским
экраном, и перед Алексом и Никиасом во всей своей красе предстал
Посейдон.
Корабль находился на внешней орбите, и
зрителям открывался захватывающий вид на голубой диск планеты,
расчерченный витиеватыми узорами ярко-белых облаков. В космосе
перед планетой бурлила жизнь: деловито сновали сотни разнообразных
кораблей, от небольших юрких курьерских шатлов до огромных, чем-то
напоминающих кашалотов, транспортников. Кто-то стыковался к
огромными дискам орбитальных станций, кто-то, резко меняя курс,
будто альбатрос, ныряющий в море за добычей, входил в атмосферу
планеты. А из густой пелены облаков периодически выныривали все
новые и новые корабли, вливаясь в общую суету. Алексу это чем-то
напомнило муравейник, где в общем хаосе движения невозможно
разобрать маршрут каждого отдельного муравья, но при этом
чувствуются общий порядок и осмысленность происходящего.
И
если вид самой планеты никого особо не впечатлил (и Алекс, и Никиас
видели десятки разных планет, и еще одной их было не удивить), то
исполинские кольца орбитальных верфей и правда поражали
воображение. Эти циклопические сооружения занимали почти половину
видимого пространства, и об их истинном размере можно было только
догадываться. Вся внутренняя поверхность колец была усеяна
многочисленными технологическими блоками, точное назначение которых
было невозможно определить с первого взгляда, но к ним постоянно
стыковались разнообразные корабли, похожие на транспортные. В
центре каждого из шести таких колец, увитые массивными проводами,
как насекомые паутиной, виднелись остовы собираемых кораблей.
–
Мощно! – первым нарушил тишину Стратионис.
–
Не поспоришь, – присоединился Алекс, отдавая должное суровой
красоте этих инженерных шедевров. Он был в свое время на Фарнире,
где располагались самые современные судостроительные верфи всей
Федерации, но те и половины такого впечатления не производили, как
открывшийся ему вид.
Игорь оторвался от созерцания планеты, для
него орбитальные верфи были привычной частью пейзажа, не стоившей
внимания, и наконец сказал фразу, которую хотел произнести уже
очень, очень давно: