Ильхо сменил рубашку на свежую, но даже не стал ее застегивать. Сегодня он со старым замковым псом, что прибыл на остров еще вместе с первой партией рабочих и жил теперь во внутреннем дворике, предпринял вылазку к Северному мысу. Там недавно возвели часовню.
Ильхо с любопытством облазил одноэтажное кирпичное строение. Внутри было бедно и пусто, маленькие окошки располагались высоко, почти под потолком, так что столпы света падали на немногочисленные ряды деревянных скамеек. Без единого прихожанина на них. Наверное, рабочим, прочим ремесленникам, фермерам и рыбакам просто некогда было молиться. Ещё и в такой дали.
Да и священников на острове было всего трое. Ильхо никогда прежде с ними не разговаривал, даже не помнил, когда именно они прибыли, и с интересом выслушал об их нуждах и чаяниях, забыв обо всем уже на обратном пути к замку.
Пёс давно уже не носился по каменистой тропе, а просто бежал позади, высунув язык от жары. Его длинная золотистая шерсть явно не годилась для здешнего климата, но животное как-то приспособилось. Свою же голову в пути Ильхо укрывал соломенной шляпой.
А теперь он, отдохнув и переодевшись, спешил встретиться с Тео; тот должен был ждать его у развилки проселочной дороги, ведущей к городку. Оттуда они условились бежать на пляж, где после заката те из местных, кто помоложе, собирались на танцы. А солнце уже клонилось к горизонту…
– Опять убегаешь?
Лолли застала его, когда Ильхо намеревался перебраться через перила террасы, чтобы спуститься в сад, а там перемахнуть через живую изгородь, и дать дёру напрямую к дороге. На острове жили мирные люди, и у замка не было ни охраны, ни ворот, что запирались бы на ночь, да и никто из домашних не стал бы его останавливать. Просто так было короче и веселее, и можно было проверить, насколько сильны его мышцы и цепки пальцы.
Сестра застыла у выхода из холла. Легкий вечерний ветерок, скинувший с себя гнет жалящего солнца, играл с ее тонкими волосами, выбившимися из прически, – только у них двоих на всем острове волосы были светлые, даже у тетки они с годами потемнели, а у отца и вовсе серебрились сединой. Платье ее, хоть и пошитое из легкой, струящейся ткани, все же было многослойным – как она носила его днем, в такой зной, да еще и с корсетом? Местные простолюдинки давно от него избавились и, кажется, ни о чем не жалели.